Хозяйка молодильных яблок - Иви Тару

– Так зачем сердце своё терзать? Скажи, люб я тебе? Если да…

Вот тут Милава испугалась, и от страха этого сердита стала.

– Знаешь, боярин, ты не думай о себе слишком многого. Думаешь, приголубил простую садовницу, она в руки тебе и упала, как яблоко спелое? Ну уж нет. Ты уж реши, чего тебе надобно. То ли за князя меня сватаешь, то ли для себя присмотрел, не пойму никак.

Стрижак стиснул кулаки, она заметила и чуть успокоилась. Разозлить его, обидеть, чтоб и думать о ней забыл, так надо поступить, чтоб на гнев мачехи не нарваться. Но он уже сам отступил.

– Не хотел обидеть, прости. Я тебе всё сказал. Князь тебя женой назовет, если решишь.

Тут уже она застыла на месте.

– Вот как, значит? А целовал ты меня по поручению князя, выходит? На брачном ложе тоже его заменишь? Эх… – она топнула ногой в досаде и быстро, пока он не успел опомниться, поднырнула под его рукой и выбежала за ворота конюшни.

Стрижак остался и только рот кривил от невысказанных ей вслед слов. Увидел ленту на полу, на соломе. Поднял её, измочаленную, пожеванную. Глянул на вороного, который из-за перегородки на него косил карим глазом.

– Молодец, Бурушка, – усмехнулся он. – Вовремя подсуетился. Только всё равно не удержали мы её. Знать бы, как и чем эту птицу приманить можно.

***

Двор Милава перебежала, даже не глядя, куда бежит, а потом поняла, что к поварне ноги её принесли. Ну, и хорошо. Там покойно. Стряпухи своё дело делают, на неё не смотрят, она тихонько мимо прошла и в переход сунулась, который от поварни к терему вёл, а через него прошла уже в основной сруб. Сюда доносилась музыка из трапезной. Надо бы тихонько в неё вернуться, до того, как мачеха хватится. Скоро праздник закончится, они все к себе воротятся.

Милава присела в нише, ноги подобрала, в коленки подбородком уткнулась. Все мысли ей этот боярин спутал! Она ведь и забыла, что мачеха удумала князя опоить. Надо было про неё Стрижаку сказать, но тут она про сестриц сводных вспомнила, они-то не виноваты. Беляна та ещё гордячка, с неё станется в воду броситься от позора, что мать в измене обвинят. И Елесю жалко, она любви своей верна, не позарилась на богатого мужа, что мачеха ей подыскивает. Тяжкие думы, и решения тяжкие ей предстоят.

Кто-то шёл по коридору, и Милава совсем в дальний угол забилась, увидев, кто это. Вот недаром говорят, помяни навьего духа, он и появится. Не успела о мачехе подумать, как вот она сама идёт. Чего это она из трапезной ушла, не следит, как там Беляна перед князем красуется? В это время со стороны поварни появилась женщина, в завязанном узлом надо лбом платке и переднике поверх платья. В руках у неё блестел поднос, на нём кувшин и чаша серебряная. Увидев Велезару, остановилась.

– Это и есть тот самый кубок, что князю в опочивальню на ночь приносят и кувшин с питьём? – она указала на поднос.

– Он самый, не сомневайся, голуба. Я по твоему приказу в поварню устроилась и вот, как видишь, доверием заручилась. Не без волшбы, конечно, – женщина хихикнула.

Голос показался Милаве странно знакомым, вот совсем недавно слышала его.

Велезара достала из складок одежды небольшой глиняный сосуд с мизинец размером и быстро вылила содержимое в кувшин.

– Иди, Улита, и молчи о том, что видела, вознагражу щедро потом, а проболтаешься, сама знаешь, как наказать могу.

– Всё сделаю, зорька моя ясная, – хихикнула Улита, – но не надо мне награды, просто яблочко мне ещё одно дай и в расчете будем.

– Не время сейчас об этом, – прикрикнула на неё Велезара.

Улита посеменила дальше, Велезара посмотрела ей вслед и тоже ушла, вернулась в трапезную.

Милава знала только одну женщину с именем Улита, и была она стара, беззуба и хромонога. Но эта… очень на неё похожа была, будто сестра младшая. И она про яблоки сказала, что надо ей ещё одно. А зачем? Милава вспомнила, как ночевала в избушке у старухи. Сумка её под лавкой лежала. Могла старуха яблоко у неё утащить и съесть? От такого же, помнится, Чубарка молодой лошадью стала, а бабка, выходит, тоже несколько десятков лет сбросила?

Да не о том она думает сейчас! Ведь князю дурман-питье сейчас принесут. Надо предупредить! Только как? Князь ещё в трапезной, значит, пока не выпьет. Можно ли предупредить, но имён не называть? Так всё равно же спросят, откуда знает? Веры-то ей нет. Надо всё же найти Стрижака и ему об этом хотя бы намекнуть и посмотреть, что ответит. Эх, а ведь только что обещалась сама себе, что не скажет ему больше ни словечка. Во-первых, мачехин запрет, во-вторых, чтоб не думал о себе слишком много. Но придется нарушить и то и другое.

Глава 24. Без надежды

Гости на пиру в раж вошли, давно в княжьих хоромах такого веселья не было. И то сказать, три месяца прошло со дня, как князь Премислав к пращурам ушёл, а сын его Ставр невесту искать принялся – не до пиров тут.

Сейчас же даже те, кто в силу возраста плясать не мог, ногой притоптывал да песням пьяно подпевал. Даже князь, уж на что сиднем сидел, не желая своё достоинство уронить, и то из-за стола вышел и в пару с одной из девиц встал. Музыканты, повинуясь знаку Турилы, поданому им издали, заиграли медленно, протяжно.

– Ручеёк, ручеёк, – зашептались кругом.

Турила легко через лавку перескочил, вышел и очень быстро девок и молодцев в пары соединил и друг за дружкой поставил. Сам одну девицу за руку ухватил и первым встал. Князь остался в одиночестве, смотрел на них, чего-то решиться никак не мог.

– Ай, князюшка! – воскликнул Турила. – Прошу, будь зачинщиком.

Он вздёрнул руку вверх, следом за ним и остальные так же сделали. Князь пригнулся, нырнул в образовавшийся проход, ухватил одну девицу за руку, разбил пару, за собой красавицу увёл и в конце ряда с нею встал. Молодец, что без пары остался, теперь сам по проходу пошёл и снова себе девицу из чьих-то рук вырвал. Потек ручеёк, перемежаясь смехом, девичьими визгами, молодецким уханьем. Турила с раскрасневшимся лицом пот со лба смахнул, увидел входящего в трапезную Стрижака, рукой его поманил.

Тот головой мотнул, к стеночке притулился и лишь смотрел на общее веселье. Пары ныряли