Хозяйка молодильных яблок - Иви Тару

– Эй, хозяин! – крикнул Горыня. – Слышал, у тебя гребца в ватаге нехватка?

Купец не ответил, осмотрел парня, оценил рост и ширину плеч, кивнул.

– Мы далёко едем, готов надолго из дома уйти? Вещи брать некогда, смотри.

– Готов, – Горыня потёр руки о порты. – Ложка и нож со мной, а большего мне и не надо. Куда идём, только скажи.

– Сейчас до волока, что возле Белого камня. Да тебе какая разница? Или лезь в лодью, или не мешайся тут.

– Добро, только отправлю весточку домой, чтоб не искали.

Горыня ухватил за плечо парня, что приставлен к жаровням следить, чтоб пожара не случилось, тот рванулся, но хватка у бондаря была крепкой.

– Заработать хочешь? Иди в тот конец пристани, увидишь боярина. Узнаешь, он по-богатому одет, молодой. Скажи, Горыня с купцом до волока у Белых камней отправился. Понял?

Парень моргал глазами, не понимая, чего от него хотят. Горыня ещё раз тряхнул недотепу и снова прошептал в самое ухо, что боярину передать.

– А не выполнишь, руки-ноги выдерну, ясно?

Вот это парень понял очень хорошо, закивал, и когда Горыня его выпустил, дёрнул со всех ног, только стук босых пяток по деревянному настилу раздался.

Лодья отчалила, за ней вторая и третья. Горыня сидел вместе с другими гребцами, размеренно опускал и поднимал тяжёлые вёсла. Знал, как выгребут на большую воду, поставят парус. Там уже только останется начеку быть, чтоб на мель не сесть или другой какой урон не понести.

Один из гребцов затянул песню, другие подхватили.

– О! – воскликнул тот, что сидел перед Горыней. – Баба!

Горыня посмотрел: ковёр на корме зашевелился, из него показалась женская голова, потом плечо, потом она сама до половины. Милава! Живая, уже хорошо. Купец сел рядом, обхватил её за плечи и что-то прямо в ухо зашептал. Милава брезгливо морщилась, но не отстранялась: купец держал крепко.

***

Велезара гневалась. Елеся стояла перед ней, комкая запону, опустив голову.

– Что за бестолочь у меня дочь! Куда ты из дома в ночи упёрлась? Что делала?

– Я, матушка, за водой ходила, – пролепетала Елеся, – к колодцу.

– За водой? – Велезара усмехнулась и тут же нахмурилась. – За водой слуги должны ходить. Мы на княжьем подворье живём, тут холопов и чернавок полон дом. Учись приказы отдавать, неумеха.

– Хорошо, матушка, – Елеся кивнула.

– Вот же послала Макошь наказание! Хорошо хоть Беляна не такая. Ох, завидная у неё судьба отныне. Смотри на сестру и завидуй.

– Зависть плоха ведь, – Елеся посмела поднять на мать глаза.

Та вновь усмехнулась.

– Зависть не хороша, думаешь? Так это ж она меня сперва в Прибытково привела, хозяйкой в доме Будивоя сделала, а сейчас вон куда – в княжью семью. Ну и поспорь с этим?

– Разве из зависти ты всё делала?

– А как иначе? Как терпеть, что у кого-то есть то, чего тебе не дадено? Глупая ты, Елеська! Ничего, найду тебе какого боярина побогаче да постарее.

– Зачем, матушка? Я ж молодая ещё…

– Затем. Быстрее помрёт, быстрее богатой вдовой останешься. Полновластной хозяйкой в доме, а там… хоть полюбовника молодого заводи, хоть двух, никто слова не скажет. У кого деньги, тот и прав.

Елеся покрылась румянцем, слышать от матери такие слова ей было не впервой, но только сейчас она поняла, что мать-то не шутила, что все эти размышления – не просто выдумка. Мать так именно и жила, как говорила.

Но Велезара уже потеряла интерес поучать нерадивую младшенькую, она ходила по горнице возбуждённая, потом и вовсе кику сняла, косы выпустила. Кружиться принялась да притоптывать.

– Настало, настало моё время. Беляну вон как пристроила. Милавку-заразу купец уму-разуму научит ужо, а сад, что ему отдать обещала, потом обратно заберу, не получит он тех яблок, подавится. Я теперь княжья тёща, мне всё можно! И клячу падчерицыну мерзкую зарежут поутру. Ох и порадуюсь я, когда мне шкуру её под ноги бросят!

– Сад? – переспросила Елеся. – Клячу? Шкуру? Матушка, это ты о чём таком говоришь сейчас?

Велезара остановилась, посмотрела на дочь, будто не понимая, кто это и откуда взялась.

– Велела я лошадь Милавкину на живодёрню отвести! – пояснила она, подбоченясь.

– Чубарку? – Елеся наморщилась.

Старую лошадку она помнила, и когда маленькими они с Милавкой ещё вместе в игры играли, пока мать не запретила, катались на ней верхом. Будивой сажал их, повод в руки давал. Кобылка резво скакать не могла, и он не опасался, что девочки упадут и убьются. Из разговора боярина с Горыней она поняла, что те побежали Милаву искать, которую мать каким-то образом купцу отдала. Почему-то в ней крепла уверенность, что боярин Милаву непременно найдёт. Что не просто так он за неё переживает. В глазах его она много чего по отношению к её сестрице увидела. Любовь там была. И вот странное дело: зависти из-за этого к сестрице Елеся совсем не чувствовала. Нисколечко. И к Беляне тоже. К Беляне, наоборот, только жалость почему-то. Вроде и князь в женихах, а всё почему-то боязно за старшую сестру-красавицу.

Боярин Милаву домой вернёт, только не найдёт та своей кобылки живой. Вот горе-то! У Елеси в прошлом году кошечка пропала, она до сих пор горюет, а тут лошадь – существо почти равное человеку по уму и преданности.

– Иди спать, – приказала Велезара, – день тяжёлый был. Завтра ещё тяжелее будет. Придётся за счастье своё ещё побороться. Ничего, они все у меня ещё попляшут! – Она притопнула ногой в последний раз и подтолкнула Елесю к спаленке.

Лежа на лавке, Елеся дождалась, пока дыхание матери станет ровным, встала, подхватила с пола башмаки, нашарила на лавке платок и на цыпочках выскользнула в горницу, а оттуда по лестнице на улицу. Пока натягивала обувь, всё боялась, вдруг мать проснётся, потому, не мешкая, кинулась прочь. У ворот сидело двое стражников, но с головами, опущенными на грудь, и громкий храп оглашал окрестности.

Елеся бежала по улицам Семидола, держа руками концы платка, что накинула на голову, чтобы не слетел. Очень она боялась, что в темноте не найдёт дорогу, заплутает, но боги милостивые её вывели к постоялому двору, где всё ещё оставался Будивой, ожидая, чем кончится дело на княжьем отборе невест.

Она заколотила в дверь, закричала. Не сразу, но ей отворили. Холоп её признал и пустил во двор. Отца и будить не пришлось, он сидел на лавке под окнами с кувшином пива в руках, и усы его уныло свисали по бокам мокрого рта.

– Батюшка… – Елеся задыхалась от бега. – Чубарка! Там… надо спасти… Милава!

Её бессвязные