Хозяйка молодильных яблок - Иви Тару

– Что? Елесенька, ты? Как здесь оказалась? Что стряслось?

Выслушав Елесю, сумевшую всё же объяснить, в чём причина её прихода и волнения, Будивой поднялся. Постоял, приходя в себя. На шум уже выскочила Румяна, простоволосая, с испуганным лицом.

– Что тут, пожар али вороги напали?

Будивой успокоил её, расспросил, где находится скотобойня, и пошёл в конюшню. Вскоре они выехали из Семидола. Лошадь, подстёгиваемая кнутом, резво тащила повозку по дороге. Елеся сидела рядом с отцом и пересказывала ему события последних дней в княжеском тереме, те, конечно, что знала.

Скотобойня находилась ниже по течению, и когда вдали показались стены длинного строения, крытого дранкой, уже рассвело. Возле забора из толстых брёвен уже копошились люди, слышалось мычание, блеяние, ржание обречённых на убой животных.

Елеся схватила отца за руку, тот понял, приподнялся и стегнул лошадь по крупу. Та прибавила ходу.

– Тпру-у-у! – Будивой остановил лошадь у забора.

Елеся тут же спрыгнула на землю, вбежала в открытые ворота и горько вскрикнула. Большая шкура с рыжими пятнами сохла, распяленная на распорках. Будивой, вбежавший следом за ней, застыл позади. Елеся повернулась и уткнулась лицом ему в грудь. Он погладил её по голове, вздохнул.

– Ладно, не плачь… Что ж теперь. – Но Елеся зарыдала ещё горше. – Подожди-ка, дочка! То ж коровья шкура-то.

Елеся повернулась.

– Ой! А где же Чубарка? Чубарка! – закричала она изо всех сил. – Чубарка!

– Чубарушка! – гаркнул Будивой басом. – Отзовись!

И громкое ржание донеслось до них откуда-то из глубин живодёрни. Далее послышались испуганные крики людей, стук, грохот, шум падения чего-то тяжёлого. Из дверей сарая выбежало несколько холопов, оглядываясь на бегу и падая от спешки. А следом на белый свет выскочила чубарая лошадь и пошла носиться по двору, задрав хвост и сметая грудью тех, кто по неосторожности оказался у неё на пути или как-то остановить.

– Чубарка… Ты… Глазам не верю, – пробормотал Будивой.

Он поднял руку, и кобыла, покосившись на него, проделала ещё круг по двору и встала рядом со старым хозяином, фыркая и нервно переступая копытами. Немолодой, тёртый жизнью муж, испытавший всякое, обнял её за шею и уткнулся в шёлковую гриву, пряча мокрое от слёз лицо.

Глава 27. Лодочка и платочек

Стрижак тряс бестолкового парня за ворот драной рубахи, тот мотал руками, как ярмарочный скоморох.

– Ну, что передать велено? Давай вспоминай!

Парень морщился, кусал обветренные губы.

– Ну, тогось… Этот, здоровый, ушёл по реке. Вот, – выдал он наконец.

– Горыня? Звали так его?

Парень пожал плечами, потом неуверенно кивнул.

– Это… мне б денежку… награду. Здоровый обещался.

– За что ж тебе награду, если ты не помнишь, что передать велено?

Лицо у парня сморщилось, вот-вот заплачет.

– Ну… уплыл он. По реке…

– С купцом? – подсказал Стрижак.

Лицо парня озарилось, он радостно закивал.

– Куда они пошли? Вверх по течению, вниз?

Вопрос ввёл парня в ступор. Он моргал глазами, и по оттопыренной губе потекла густая струйка слюны.

Стрижак в досаде стукнул себя по бедру кулаком, хотелось вдарить по глупой башке дурня, но что с убогого взять? Он справился с раздражением и тихо и даже ласково спросил:

– Вспоминай, что тот здоровый парень тебе сказал? Купец пошёл по реке куда?..

– До белого камня… – пробормотал дурачок.

Стрижак вынул из кошеля на поясе медный резанчик и кинул парню. Итак, купец до волока отправился. Понятно, с товарами на юг пойдёт или по дороге всё хазареям скопом продаст.

– Сколько лодок у него? – спросил он.

Но парень и двух слов-то запомнить не мог, а уж считать и подавно не умел. Ещё через какое-то время он неуверенно показал три пальца.

Стрижак отпустил бедолагу и задумался. Три лодки – маловато для дальнего похода. В такой путь дружину берут для защиты от разбойников. Значит, не пойдёт на юг или пойдёт, но не сразу, где-то ещё лодьи у него стоят или сам к другому каравану пристроится. А значит, догонять его сейчас надо. Не доходя до Белых камней, река Додола на три русла делится и каждое в свою сторону течёт. Ищи его потом.

Он оглянулся на островерхие кровли детинца. Не спешит Турила. А может, ещё не дошло до него послание. Разговор с дурачком на пристани явно показал, что не все люди в Семидоле обладают острым умом. Он прошёл немного, углядел лодку, не слишком большую, вполне одному управиться можно. Сунул руку в карман, вытащил, не глядя, горсть монет, пихнул в руки двум холопам, что на пристане тюки с товаром складывали.

– Лодку беру, вот плата. Не спрашиваю чья, сами хозяину скажете, что боярин Стрижак на время взял. Если урон причиню, пусть в детинец придет за возмещением убытка. Ясно?

Холопы закивали. Стрижак размотал верёвку, прыгнул в лодку, посмотрел на лежащую на дне мачту и свёрнутый парус, взял весло, оттолкнулся от пристани.

Холопы смотрели, как он прилаживает вёсла в уключины, переглянулись.

– Сказать, что там мачта треснута? – спросил один.

Второй посмотрел на горсть монет в руке и покачал головой.

– Сам разберётся, а то щас вернём его и денежки тю-тю. Заберёт же. Пущай плывёт. – Он широко улыбнулся щербатым ртом.

Второй захихикал и тут же схватил приятеля за руку с монетами. Они посмотрели друг на друга и быстро пошли подальше от пристани, так и не расцепляя рук, опасаясь, как бы кто не вздумал себе лишку за пазуху пихнуть.

***

Будивой держал кобылу обеими руками за морду и рассматривал. Глаза не обманывали, но ум не вёрил. Вот же небольшое пятнышко на лбу в виде птички с распахнутыми крыльями. И рыжие пятна на крупе, точь-в-точь, как на той лошадке, с которой Умила в его семью вошла. Любила жена покойная её, Чубарку свою, и Будивой любил. Ласковая была лошадка, но резвая.

– Э-эй! – к ним быстро шёл плечистый муж в распахнутой свите, от которого за версту разило убоиной. – Тебе чего, дядька?

– У меня таких братанычей нет, – сухо ответил Будивой. – Откуда лошадь у тебя моя?

– Так-то и твоя? – усмехнулся забойщик скотины.

– Моя, – Будивоя размеры и угрожающий вид мужика не испугали, он чувствовал в себе необычайную силу и лихость схватиться со всем миром, если придётся. – Краденую лошадь тебе привели. А может, ты и соучастник?

В глазах забойщика мелькнуло сомнение. Если лошадь краденая, можно и под судилище угодить. Хотя с него какой спрос – ему привели, заплатили, и все дела.

– А чем докажешь? – хмуро спросил он. – На ней