Вишенка 45. Сильным трусы не нужны - Мара Евгеника

– Виктория, – называю имя, все еще внутренне жалея о том, что это не Парамон.

– Виктория - красиво. Можно я буду называть Вас Ника, – улыбаясь мне во все тридцать два белых зуба, уточнил Теодоро.

Кивнув в ответ, я представила, как Парамоша бухается предо мной на колени и со словами: “Виноват! Дурак! Готов загладить вину любой ценой и способом!” - опускает свою голову, хватает своей загребущей ручищей обе мои щиколотки, а второй ведет по моей ноге до самых трусиков.

Как взрослая женщина внешне держу оборону, но внутри меня похотливая сучка растекается лужицей, и стекает к ногам невозможно азартного и грешного мужика, по которому я ужасно соскучилась.

Видя мое желание в глазах и ощущая его своими порочными пальцами под кромкой моих трусиков, Парамон хватает меня, закидывает на плечо, тащит в бунгало и любит на всех вертикально-горизонтальных плоскостях и в разных позах. Но…Опять же увы и ах!

– И что прямо вот ни разику и и не дала греку? – чуть ли не в унисон интересуются Мазай и Грекова, когда я им рассказываю про красавца Теодоро.

– Вот за неделю даже ни-ни? – округляет глаза Элька. – Ни поцелуя, ни невинного петинга?

– А как же жаркие ночи при луне? А купание голышом на островах? – вздергивает бровь Адольфовна.

– Говорят, греки умелые любовники и у них в трусах то, что дохтур прописал, – подмигивает мне Дантовна. – Грекова, кстати что ты можешь нам сказать по этому поводу?

– Кроме того, что Вишнёва – глупышандра и жадюга, ничего конкретного, – парирует Ириха, показывая язык Мазай. – Хотя бы сравнивала одно с другим. Вдруг Парамон оказался бы не орел…

– Вот именно… И чего было звезду жалеть для красавца Тореадоро, – пфыкает Элька.

– Теодоро, – исправляю и начинаю хохотать. – Во-первых, напоминаю, что он младше меня на двенадцать лет. Во-вторых, я очень брезглива. Вдруг у него какая-нибудь из приблуд ЗППП.

– Витька, ты совсем ибанулась чё-ли. Во-первых… Ирка, как там это красивое чувашское название?

– Чигабущ, Эль, – смеется Грекова, отпивая игристый напиток счастья.

– Вот…Точно… Чигабущ – ровесников не ищет. И второе, от ЗППП есть изделие номер два под названием кондом, – резюмирует Дантовна. – Ты что-то совсем не о том, думаешь, Вольдемар...

– Вить, ну ладно.., – Грекова перебивает Элен. – Член партии с этим греком… А с Парамошей то что?

– Парамонов вычеркнут из моей жизни окончательно и бесповоротно. А грек завтра по каким-то делам прилетает в Москву, – рассказываю подружкам, передергивая плечами. – Попросил меня составить ему компанию на каком-то мероприятии с последующим посещением ресторана.

– Что с лицом? – сразу же вставляет пять копеек Мазай.

– Вот думаю, как мне вежливо отказать Теодоро. Ломает прямо. Да, и днем у меня встреча с риэлтором, – отвечаю, пригубив шампанское и морщась, потому что мне как-то невкусно.

– Ты все же решила рвать в Питер? – интересуется Ирина. – Не страшно все начинать с нуля?

– Кто не рискует, тот не пьет шампанское, – отвечает за меня Дантовна и поднимает бокал. – Главное, Витька, в правильном месте и в нужное время трусы уронить. Даже если в тарелку… Как там: сильным трусы не нужны! Давайте за это и выпьем…

Мы все вместе громко хохочем и выпиваем.

Меня снова морщит от шампанского…

Глава 41

День встречи с Теодоро не задался с самого утра.

Ни свет, ни заря мне позвонила жена ВладИча с известием, что ее дрожащего супруга ночью увезли в кардио с инфарктом:

– Вика, понимаю, что твоей вины в этом нет. Но все же… Вова все время очень сильно переживал за тебя. И твое известие о выходе из бизнеса и разделе дела всей его жизни подкосило Вовку. Он сильно нервничал. Сон и аппетит потерял. Ты не обижайся…

– Нина, я услышала твой посыл, – говорю еще сонным голосом, но сарказма и не думаю скрывать. – Понимаю, что ты меня не обвиняешь. Но… Из твоих слов все же следует: госпитализация Владимира опосредованно лежит, Вишнёва, на тебе. Чем я ещё могу вам помочь, Нина?

Вопрос свой я сформулировала именно так намеренно, чтобы Ульяновой стало понятно, что торг со мной не уместен.

– Нина, вопрос с моим выходом окончательный. Раздел бизнеса состоится при любом раскладе. Это прописано в договоре. Мы это обсуждали уже несколько раз. Володьку я навещу. Извини, больше разговаривать не могу. У меня вторая линия…

И я даже не обманула жену Ильича, потому что мне звонила мама.

Она долго и упорно рассказывала о своих проблемах.

Я терпеливо слушала и иногда ловила мысль о том, что некоторым женщинам дети нужны только для слива своих проблем и негатива.

– Ма, я это уже слышала тыщу раз. Зачем тебе это хлопотное хозяйство: корова, козы, утки, куры? Ты разве нуждаешься в деньгах. На твою карту каждый месяц поступают деньги. Этой суммы тебе и твоему непутевому мужу должно хватать с лихвой, – говорю матери, вспоминая наши невеселые откровения с Парамоном в моей квартире, когда он меня из клуба привез.

– Графиня, ты то поди продолжатель адвокатской династии?

– Ну, конечно, Павел Кириллович, я могла бы наплести кружев и выдать легенду, который бы сама Мата Хари позавидовала. Но…

Хохотала я и смотрела с удовольствием на Парамона, который с аппетитом уминал мои котлеты.

– Увы и ах! У меня все прозаично. Я выросла в глухой тульской деревне. Моя мать доярка. Отец был трактористом и хорошим человеком. Родители меня родили, когда им едва исполнилось восемнадцать. Но… У меня была мечта. И я достигла того, что хотела.

– Надо же… А я еще удивился, когда нашел в холодильнике и заточил холодную котлету. Такие только моя мать жарила. Подумал, что это твоя домработница приготовила.

– У меня есть экономка. Но… Если появляется свободное время, то я сама занимаюсь домом и приготовлением. Вот так-то, Павел Какульевич. Ну, теперь поведай мне историю своего детства.

– Я тоже не облизывал золотую и серебряную ложки. У нас дома, вообще, были только алюминиевые. Батя токарил на заводе. Мать в больнице толчки мыла, – тяжело вздохнув, начал рассказывать Парамон. – Жили мы сносно пока отца залетные не продырявили в рюмочной. Он туда с другом после смены зашел. Мы с