Вишенка 45. Сильным трусы не нужны - Мара Евгеника

Оно летит, как лавина, сметая все на своём пути. В момент одного на двоих оргазма у меня подгибаются ноги.

Ощущение, что я проваливаюсь в нирвану. Хотя нет…

Я возношусь и плыву в каком-то разноцветном эфире.

Прихожу в себя через некоторое время.

Моё сердце клокочет в яремной впадине.

Открываю глаза, вижу, потолок с шикарной люстрой.

Перевожу взгляд на себя. Я совершенно голая лежу на кровати. Рядом со мной Парамон. От него за версту просто прёт тестостероном и феромонами.

Он пристально и озадаченно смотрит на меня.

– Графиня, ты меня немного напугала, - шепчет Парамоша и гладит меня по голове. – Сладкая моя, ты сознание потеряла. Ненадолго, но все же. Как твоё самочувствие? Все хорошо?

- Гадёныш, хочешь в больничку поиграть? Будешь моим Айболитом или доктором Лектером? - шучу, пытаясь сфокусировать взгляд. - Вы уж, дохтур, поаккуратнее температуру внутреннюю измеряйте, а то ваш градусник слишком большой. Так можно и сердце остановить.

- Ах ты ж, сладкая юмористочка моя! А кто мне кричал: "Глубже. Сильнее. Жестче. Еще-е-е!"

Прищурившись, смеётся Парамоша.

- Шутишь, это уже хорошо! Значит, лечение кожаным градусником пошло на пользу. Я бы, конечно, тебя сейчас ещё пару раз полечил. Но... Понимаю, что маленькой вишенке нужд отдых, – говорит Парамоша, водя пальцами по моему телу.

Приподнимаюсь на кровати. Хочу встать. Но… Парамон быстро в одно движение перехватывает меня поперёк талии и укладывает обратно.

– Замри, Вика! Доктор прописывает тебе постельный режим.

– Не поняла…С какого перепуга? - произношу с возмущением и смотрю на Парамошу с непониманием.

– Потому что я так сказал, – безапелляционно отвечает Парамон и встает с постели. – Теперь план до вечера. Сейчас мы быстро перекусим. Ты выпьешь эту капсулу и ляжешь спать. Я отъеду ненадолго. Вернусь, и ещё несколько раз от всей души полечу тебя и только после этого выслушаю все, что в твоём сердце и мозгу накопилось...

Фыркаю и уже собираюсь начать возмущаться, как Парамонов меня опережает, защёлкивая на моих запястьях наручники.

– Графиня, будешь ерепениться, останешься в наручниках. Это, кстати, для твоей же безопасности.

Подмигивает мне этот гад и хлопает меня по заднице.

– Бабенка ты слишком прыткая. Совсем не хочу, чтобы, прыгая голая со второго этажа, ты убилась. И так…Выбирай. Делаешь, как я говорю? Или до моего возвращения лежишь на кровати голая в наручниках?..

Глава 36

– Павел Кириллович, вы совсем берегов не видите, да? Что за хрень с наручниками? И что, значит, пей таблетку и спи?! У меня работы, как у дурака фанатиков. Еще и дураков полно…

На последнем слове подмигиваю Парамоше и играю бровями. Хочу, что он понял: это про него.

– Вот все же змея ты, Вишнёва, – цокает Павел, играя ямочками на щеках. – Не зря все же в год этой гадкой рептили родилась…

– Попрошу не оскорблять. Ш-ш-ш…

Шиплю и показываю Парамону язык, словно обещаю его укусить.

– Тоже мне Дракон нашелся…

– Блядь, жалко времени нет выебать тебя еще раз, графиня! Ну или рот твой хуем обработать, как мылом. Чтобы не несла хуету, – рычит Пармон, дергает меня на себя и впивается в мои губы.

Мне так сладко, что я снова стону.

Ещё и ахаю, когда его лапища ложится на лобок, начинает жестко мять опухшие губы, шипать клитор и нырять пальцами в норку.

На последнем движении цыкаю, замираю и зажимаю бедра.

– Что? Все же натер я твою узкую пизденку, графиня? – выдыхает прямо в губы Парамон. – Вернусь залижу раны…

– Расстегни наручники, упырюга, – говорю, облизывая мужские губы. – И мне реально надо домой. Послезавтра суд. Знаешь ли…

Договорить не успеваю, потому что слышу рингтон друга моего “ВладИча”.

– Где мой телефон? – рычу на Парамонова.

Павел, кривясь и сверкая голым накачанным задом, идет за моим гаджетом. Подает его мне.

Я принимаю входящий Ульянова.

– Привет, Ильич, – успеваю произнести, как в мое ухо вливается поток брани и матов.

– Да. Правда. Отстранили. Доказательства есть. Фотографии. Не ори на меня. Так получилось. Да не важно как. Факт есть факт, – говорю рвано, потому что злюсь, но только на себя.

Пока Уля разоряется, я думаю, чем бы мне пришибить Парамонова, потому как прекрасно понимаю глобальность случившегося и последствия.

– Володь, хватит. Я не хуже тебя знаю Кодекс профессиональной этики адвоката. И о сохранении чести и достоинства вне профессиональной деятельности тоже. И про фамильярные отношения с доверителем в том числе. Давай дальнейшее обсудим, когда я буду в бюро. Постараюсь завтра, но не уверена…

После моего заявления Ульянов снова срывается и орет.

– Вов, тебе надо пить седативные препараты. Могу прислать список. По поводу другого адвоката? Даже в голову брать не собираюсь. Это не моя проблема. Пусть господин Парамонов сам занимается поисками того, кто решится защищать его интересы.

Последнюю фразу произношу намеренно громко, чтобы Парамон меня услышал.

И это случилось, потому что до моего уха доносится покашливание и угуканье.

– Завтра точно нет. Послезавтра после суда приеду. Согласна. Есть что обсудить, – отвечаю, понимая: настало время нам с Ульяновым расходиться, как в море корабли.

Завершив разговор со своим другом-партнером, роняю руки на колени и несколько минут сижу в молчаливом бессилии.

Внутри меня растет вселенская усталость и тоска. Понимаю, что я даже и не помню, когда последний раз полноценно отдыхала.

“А может просто взять и свалить на какие-нибудь острова и месяц пролежать к солнцу пузом, – тут же рождается в моем мозгу мысль. – Денег отложенных хватит. Ой, у меня же еще и мульон Парамонова…”

Вспоминая о зеленых дензнаках Парамоши, решаю, заявить, что эти деньги моя компенсация за испорченную мою непорочную репутацию.

– Парамон, етить колотить! Выходи, подлый трус! Мне наручники запястья натерли. И кстати, я твои деньг…

Договорить не успеваю, потому что Парамонов заходит в спальню…

Глава 37

– Сначала хотел, чтобы ты ходила, как в песне, по квартире голая. Но… Подумав, все же решил: голая графиня – это прямо контрадикторность…

– Ни фигасе, какими ты понятиями оперируешь. Или слово заучивал, чтобы блеснуть перед какой-нибудь девой? – говоря, присвистываю. – Отношение двух понятий и суждений, каждое из которых является отрицанием другого, это лишь противоречие.

Пока язвлю, не скрывая, поедаю Парамона