Интермеццо Лина - Рита Трофимова

сидеть поздним вечером одни, почти что бок о бок, в доме Полянских!.. Правда, теперь его участие Лине нужно было меньше всего на свете. Особенно после того, как он категорически заявил, что не желает оставаться с ней. Да, да, так и сказал: «Эй, ну вы чего, я не останусь с этой, я вам не нянька!» — и в голосе звучало столько недовольства, столько протеста, что Лина ощутила себя никчёмной и жалкой. Сказал и тут же осёкся под строгим взглядом отца. Тётя Марина с беспокойством смотрела на детей: «Сынок, ну ты же должен понимать, не маленький!» Тогда Филипп недобро глянул на Лину и пробурчал себе под нос: «Ладно, не маленький…» А у ворот собралась толпа любопытствующих соседей и закадычных дружков…

С утра ничто не предвещало беды. Лина, проснувшись с первыми лучами солнца, больше не сомкнула глаз: вспоминала рыдающую мать над фотоальбомом, её невнятные оправдания и беспомощность… и последний приезд красавицы сестрицы… Ах да, ведь вовсе не сестрицы — матери! Устыдившись своей вчерашней истерики, она жалела Марту. Мысли Лины метались, будто язычки пламени в камине. Теперь-то было ясно: Эла её бросила, зажила своей жизнью, забила. «Забила!» — любимое словечко Юльки, «обожаемой подруги». Лина горько усмехнулась, а сердце болезненно сжалось: «А ведь права была мама — Юлька подлая, а я, как дурочка, неслась по первому зову, доверилась ей!»

Днём мама Марта суетилась больше обычного — старалась угодить, пекла любимые пирожки с малиной и о случившемся не вспоминала. И всё было так хорошо!..

Лина едва сдержала набегающие слёзы.

Позже пришла тётя Марина — этим вечером они с дядей Эдиком собирались сообщить Филиппу важную новость. Женщина казалась умиротворённой и счастливой, и Лина с затаённой радостью поглядывала на неё, почти осязая исходящее тепло — лучистое и мягкое, как прикосновение пёрышка к коже…

А потом случилась беда.

От воспоминаний Лину бросило в жар. Приложив ладони к щекам, она заёрзала на месте и нечаянным движением привлекла внимание Филиппа. Тот, оторвавшись от книги, хмуро посмотрел на неё исподлобья и, вскинув взгляд на часы, снова вернулся к чтению.

Ближе к вечеру маме внезапно сделалось плохо. Что могло спровоцировать приступ, Лина не понимала, она лишь услышала звук разбитого стекла и глухой удар от падения чего-то большого и грузного.

Похолодев от дурных предчувствий, девочка сбежала по лестнице и обнаружила Марту лежащей на кухонном полу. Та, согнувшись пополам, держалась за живот и тихо постанывала. Болезненная судорога искажала бледное, одутловатое лицо, и капельки пота, скопившиеся на лбу, тонкой струйкой стекали вниз. Испуганная Лина заверещала, упала на колени рядом с матерью и умоляла о прощении, надеясь, что боль её отступит так же внезапно, как и пришла, и мама поднимется на ноги. Да только Марте не становилось лучше — мучительные стоны перемежались долгими паузами, а взгляд мутнел.

Не помня себя от потрясения, Лина понеслась к соседям Полянским, столкнувшись на пороге со взбешённым Филиппом. Парнишка выскочил из дома, с силой толкнув дверь, и чуть не сбил рыдающую Лину с ног.

А дальше всё завертелось неожиданно быстро — Марту уложили на носилки, захлопнулась дверца скорой, тётя Марина прижала к себе дрожащую от ужаса девочку и пообещала, что всё будет хорошо. Полянские отправились с Мартой в больницу, оставив детей одних.

«Эй, ну вы чего, я не останусь с этой!..» — врезалась в мозг обидная реплика. Вздрогнув, Лина вернулась в реальность и осторожно посмотрела на парнишку, но тот находился во власти книги и, кажется, ничего не заметил.

Девочка вернулась к своим безрадостным мыслям: «Только бы мамочка поправилась, только бы… — взмолилась она, — ведь дядя Эдик поможет, он обязательно поможет, и я постараюсь тоже, я буду думать, что мама здорова и всё непременно сбудется!»

Внезапно перед Линой всплыл образ смеющегося парня с дерзким взглядом и рваной стрижкой, с развевающимися на ветру медно-рыжими волосами. Фил? Такой взрослый Фил⁈ Лина так и застыла, потрясённая нахлынувшими, доселе неизведанными чувствами. Как будто створка двери приоткрылась, впуская ее в далёкий непознанный мир — мир будущего, и в нём так странно томилась душа… Что это? Тоска и нежность? Она задумчиво смотрела на Филиппа и вдруг поняла, что он тоже смотрит.

— Что? — удивлённо спросил тот, подозрительно разглядывая её поверх книги.

— Ничего, — смущённо пробормотала девочка и первой отвела глаза. Надо же, она так задумалась, что уставилась на него не мигая, а он… почувствовал. Интересно, сколько это продолжалось⁈

Перевернув страницу, Фил снова взглянул на часы и раздражённо присвистнул:

— Одиннадцать ночи уже. Если тебе что-нибудь нужно — действуй. Туалет знаешь где, вода на кухне, что ещё?

От пристального внимания парнишки девочка напряглась, как натянутая струна, и стала нервно разглаживать юбку на коленях.

— Я просто жду тётю Мариночку и… маму, — еле слышно пролепетала она.

— Тётю Мариночку, — передразнил её Фил писклявым голосом. — Муси-пуси. Ты это, прям жесть, какая нежная, бесит.

— А ты грубый, — возмутилась Лина, осмелев. Вызывающее поведение соседа задевало её до глубины души. — С мамой так нельзя. Она ведь любит тебя, она единственная и другой такой мамы не будет.

— Да пофиг, сдалась мне её любовь. Никого она не любит, кроме себя. Делает только так, как ей удобно. Достала. И хватит об этом, поняла?

Лина затихла и опустила глаза. Она всегда терялась, сталкиваясь с грубостью и хамством, но в этот раз, сама себе удивляясь, ощутила волну негодования и жгучую обиду за тётю Мариночку, за маму, за себя…

— По-твоему, лучше бы Наташа была? — дерзко ответила она. Руки сжались в кулаки, а губы вытянулись в твёрдую линию.

— Какая ещё Наташа? — нахмурился Филипп, неохотно оторвавшись от книги. Пыл его заметно поубавился.

— Подружка твоя, — припечатала его Лина, — помню, как скакал перед ней, думаешь, я не заметила? — Она ужаснулась собственной реплики, но отступать не собиралась.

— Чего? — Фил удивлённо уставился на неё. — Вон мы как умеем, оказывается? Наташа… ну надо же, вспомнила вчерашний день. — Парнишка нагло усмехнулся и захлопнул книгу. — Ты с ума сошла, что ли? Она же стебанутая! — Фил не заметил, как включился в разговор.

— Мне показалось, что вы друзья. А она, она такая неприятная, такая лживая, как жаба…

— Суринамская пипа, аха-ха-ха, — заразительно рассмеялся Фил.

— Какая ещё пипа? — Смех рыжеволосого соседа неожиданно развеселил и Лину.