Сон наяву - Рада Теплинская

36

Внезапно Эмили вздрогнула, отвлекаясь от созерцания пейзажа: она с ужасом вспомнила, что на ней надето старое льняное платье, явно не подходящее для первого знакомства с хозяйкой такого величественного дома. Из кос, которые она аккуратно уложила утром в подобие «короны», выбились непослушные пряди золотисто-каштановых волос. Девушка озабоченно поправила свою простую соломенную шляпку, стараясь выглядеть более опрятно и прилично, и ловко спрыгнула с лошади, чувствуя, как краска смущения заливает её щёки. Роман передал поводья одному из негритят, выбежавших из-за дома, их лица сияли от неподдельного любопытства при виде приезжей. Эмили последовала его примеру, чувствуя себя неуклюжей и неловкой. Затем они начали медленно подниматься по широким ступеням, ведущим на просторную веранду. Сердце Эмили бешено колотилось в груди — она безумно волновалась, представляя себе будущую встречу с Антониетой. Она гадала, какой окажется эта женщина, какую роль она уготовит ей в этом новом доме. Наконец они добрались до высоких тёмно-зелёных дверей с цветными стёклами, собранными в форме изящного веера. Роман Агилар ободряюще улыбнулся своей племяннице, почувствовав ее явную нервозность, открыл одну створку двери и, слегка подтолкнув девушку, ввел ее в дом, в новую главу ее жизни.

Внутри всё казалось таким же величественным, роскошным и красивым, как и снаружи. Они вошли в просторный холл, словно предназначенный для приёма важных гостей, с полом, выложенным бледно-розовым и белым мрамором в виде многогранных, сложных узоров. Высокие потолки создавали ощущение необъятного простора и полной свободы, словно снимая груз с плеч. Под самым высоким потолком висела огромная хрустальная люстра, сверкающая и переливающаяся всеми цветами радуги в лучах солнца, проникающих сквозь большие арочные окна. Элегантная лестница с резными замысловатыми перилами, словно приглашая к приключениям, вела на второй этаж, обещая открыть ещё больше прекрасных комнат, наполненных тайнами. Куда бы Эмили ни бросила восхищённый взгляд, она повсюду видела несомненные свидетельства богатства, утончённости и изысканного вкуса хозяев дома. И на неё вновь нахлынули болезненные воспоминания о «Бэль Эйр», о доме, который она безвозвратно потеряла, лишившись всего в одночасье. В этот момент Эмили почувствовала себя одновременно счастливой и глубоко несчастной, благодарной за возможность начать новую жизнь, но тоскующей по прошлому. Она искренне надеялась, что сможет полюбить «Кипарисовые воды» так же сильно, как любила свой прежний дом, что это место станет для нее настоящим домом, полным тепла, любви и надежды. Но в глубине души она боялась, что ее сердце навсегда останется в «Бель Эйр».

Они вошли в дом, и тишина, которую Эмили мысленно нарисовала, представляя себе старинное поместье, с треском разбилась о реальность, словно хрупкое венецианское стекло о гранитную стену. Ожидание умиротворения и спокойствия, присущих заброшенным местам, мгновенно испарилось, уступив место нарастающему чувству тревоги. Едва их ботинки коснулись вытертого, но добротного ковра в холле, сотканного из шерсти приглушенных, благородных оттенков, их оглушили сердитые голоса, словно ядовитые змеи, проникающие сквозь щели плотно закрытых дверей. Слова, произнесённые в повышенном тоне, с неприкрытой яростью, казалось, жаждали вырваться наружу, заполняя каждый уголок дома своей отравленной ненавистью.

Холл, хоть и не поражал воображение роскошью и величием, был обставлен в скромном, но элегантном стиле, свидетельствующем о былом достатке и утонченном вкусе. Резной дубовый стол, отполированный до зеркального блеска веками бережного ухода, гордо возвышался у стены, храня на своей поверхности лишь старинную бронзовую чернильницу, потемневшую от времени, и несколько пожелтевших писем, перевязанных шелковой лентой. Большое зеркало в позолоченной раме, потускневшее, но все еще заметное, отражало встревоженное, бледное лицо Эмили, словно подчеркивая ее внутреннее смятение. Вдоль стен стояло несколько стульев, обитых выцветшей, но когда-то дорогой тканью с витиеватым узором, напоминающим о давно ушедшей эпохе.

Но внимание привлекали не предметы интерьера, хранящие отпечаток времени, а многочисленные двери, словно порталы, ведущие в разные, неизведанные миры. Их было несколько, плотно закрытых, скрывающих за собой чью-то жизнь, чужие тайны. И за одной из них, судя по нарастающей громкости, разгорался настоящий скандал, подобно вулкану, готовому в любой момент извергнуть наружу свою лаву гнева. Фразы, обрывки ругательств на незнакомом языке, полные ярости и боли, просачивались сквозь малейшие щели, создавая гнетущую, почти физически ощутимую атмосферу напряжения. Эмили, почувствовав неловкость и явное вторжение в чужое личное пространство, смутилась, как будто ее застали за подглядыванием в замочную скважину в попытке узнать чужие секреты. Ее щеки слегка покраснели от смущения и волнения, и она инстинктивно попятилась назад, желая как можно скорее покинуть этот незваный театр страстей.

Роман, заметив ее замешательство, бледность, проступившую сквозь тонкую кожу, и испуганный взгляд, нахмурился, словно почувствовав неладное, уловив витающее в воздухе предчувствие беды. Он остановился, слегка сжал ее руку в успокаивающем жесте, передавая ей свою уверенность и пытаясь подбодрить слабой, едва заметной улыбкой, обещающей защиту и поддержку. В следующее мгновение дверь справа от них, та самая, из-за которой доносилась ругань, с грохотом распахнулась, отбросив на пол скомканные обрывки бумаги, исписанные резким почерком, словно выплеснув наружу часть бушующей внутри ярости, и на пороге появился высокий, статный молодой мужчина, излучающий ауру опасности и неприкрытого гнева, словно штормовое предупреждение, написанное прямо у него на лице. Казалось, внезапное появление обоих — Романа и хрупкой, смущённой Эмили — стало для него полной неожиданностью, прервав его бурный монолог и заставив на мгновение замереть, словно хищника, застигнутого врасплох. Они застыли, уставившись друг на друга, словно два хищника, оценивающие силу соперника и готовящиеся к неминуемой схватке.

37

Несмотря на неприкрытую злость и неприветливость, застывшие на его лице, словно маска, скрывающая истинные чувства, Эмили невольно отметила, что, вероятно, впервые в жизни видит настолько красивого мужчину, чья красота скорее пугала, чем привлекала, словно лезвие, обернутое в шелк. На нем была белоснежная рубашка из тонкого батиста, почти прозрачная, с широкими рукавами, собранными у запястий изящными серебряными запонками, сверкающими в полумраке холла. Ярко-красный шёлковый кушак, расшитый золотыми нитями, плотно обхватывал его тонкую талию, создавая эффектный контраст и подчёркивая его атлетическое телосложение, словно он только что сошёл с полотна старинного мастера. Элегантные брюки из нанки, идеально облегающие его стройные, длинные и мускулистые ноги, подчёркивали безупречную спортивную фигуру, словно высеченную из камня скульптором, стремящимся к совершенству. Эмили, словно загипнотизированная, не могла отвести взгляд от этого неземного создания, чувствуя, как бешено колотится ее сердце, но не от