Ожог Крапивы - Галина Валентиновна Чередий

что ту пружину этим своим “не трожь чужое”, а вид бегущей к нему Алиски довел до натурального взрыва, а во-вторых, я так-то в моменте нашего секс-события ни разу от Лисёнка “нет” и не услышал.

— А благодаря тебе мы оба кончили. — понимаю, что практически довожу девушку ещё больше, но я за правду. — Однако, готов признать вину. Я ее даже на регулярной основе готов признавать, Лисеночек, после каждого оргазма. Но давай ты по физии лупить будешь меня хотя бы через раз, а? Это немного ломает кайф.

— Размечтался! — Алиска вскочила с меня, осиротив нас с членом, сразу стало мокро и холодно. — Никакой регулярной основы.

Она резво понеслась из гостиной, явно спеша в ванную, а я подорвался следом, не желая терять такое роскошное зрелище. Но в дверях Алиса вдруг обернулась и уставилась на меня ещё более раздраженно.

— Ты какого черта не дал мне к Роберту выйти?

Вспомнила. Радует, что хоть в принципе забывала на время. А зря ведь вспомнила, я хотел чуть погодить с этими разборками, посмаковать, а то и ещё на один заход ее развести. Зима в зале подстрахует, не страшно. У него на личном фронте сейчас один шоколад с мёдом, могу себе позволить чуток эгоизма.

— А на кой тебе к этому побитому молью, временем и жизнью гандону бегать, у которого и встает-то, небось, через раз, когда у тебя теперь есть я — молодой, полный сил и всегда готовый. — ответил, натянув широкую лыбу эдакого самовлюбленного дебилковатого нарцисса.

— Что? — Алиса явно опешила, тут же заметалась взглядом и попятилась, — О чем ты вообще …

— Лисенок, вот только не надо сейчас пытаться мне в уши дуть. — оборвал ее, пока не решила в отказ пойти полный, опомнившись. — Я, может, и тупой качок, но первый класс с горем пополам осилил, два и два сложить могу. Потрахивал тебя мамкин муж. Хорошо устроился, мудачина. Небось с таким прицелом и женился.

— Да как ты… как ты смеешь?! — Алиска задохнулась, лицо ее, только отошедшее от румянца возбуждения снова вспыхнуло, пятнами пошло, и даже кулаки сжала, как если бы снова мне врезать собралась. — Кто ты такой, чтобы вот так…?!

— Антон Федорович Крапивин, твой новый любовник. — охотно представился и даже шутовски поклонился и руку протянул. Но вместо рукопожатия, моя внекатегорийка резко развернулась и понеслась в ванную, сверкая охренительным ягодицами. Так и сожрал бы!

— Ничего подобного! — огрызнулась она, попытавшись захлопнуть перед моим носом дверь. Но хрен там! — Никакой ты мне не… это была случайность!

— Счастливая, согласись, Лисенок. — я вошёл за ней следом в ванную. — Так давай все исправим. Раз, два — случайность, а третий — уже закономерность.

— Прекрати это! — Алиска сделала новую попытку дистанцироваться — запрыгнула резвой козой в чашу ванны, только сиськи дразнящие подпрыгнули и рванула клеенчатую шторку, перекрывая мне обзор. — Не смешно ни капли. И ты мне обещал, что не будешь лезть ко мне. Я ухожу!

— Куда? — я спокойно отдернул клеёнку, залез к ней, Алиса тут же повернулась спиной и крутанула вентили, явно демонстрируя решимость не продолжать тему, но я настаивал. — Бродяжничать, скитаясь по свету или побежишь к Роберту, пусть и дальше пользуется тобой в свое удовольствие?

Алиса развернулась так резко, что мокрые пряди хлестнули по моему лицу и уставилась наконец мне в лицо с натуральной яростью. Вот она, моя рыжая буря во плоти. О-хе-ре-нна-а-а!

— Да что ты понимаешь?! — сорвалась на крик она. — Мы любим друг друга! Много лет! Не смей все опошлять!

Ах, много ещё оказывается? Это, бля, сколько, учитывая, что ей около двадцати? Ну ты и мразь, Роберт. Даже большая, чем мне сразу и показалось. Я ещё тормозил себя, мол, может надумываю гадостей о человеке, а тут вон оно чего. Аж перед зенками опять побагровело. Знал бы сразу — без разговоров с разбегу харю холеную в кашу расхерачил, пока холуи опомнились уже ушатать успел бы.

— Прям любите, ух ты ж? — не сумел я уже дальше лицедействовать, дал волю и собственной злости, вперемешку с горьким ядом. — А как же мать твоя? Она в курсе ваших высоких НЕ пошлых чувств? Одобряет и благословляет?

— Не лезь в это! Это не твое дело, ясно? — Алиска отшатнулась к стене, как будто искала опору для будущей атаки на меня, но взгляд ее снова заметался, выдавая неуверенность и чувство вины.

— Как давно любовь то ваша, а? — напирал я.

— Отвали! — она таки рванулась, стремясь выскочить из западни, но я толкнул ее обратно.

— Пусти!

— Тебе хоть восемнадцать было? — гнул я свое, упершись руками в стену с двух сторон, чтобы дать понять — хрен выпущу без правды.

— Иди к черту! — огрызнулась Алиска, краснея ещё гуще. — Не твое дело!

Мра-а-азь, ой какая же мразь он, тварь позорная! Земля таких носить не должна.

— А-а-а, Роберт у нас ещё и дето*б? Сколько лет тебе было, когда он…

— Заткнись! — сорвалась уже на визг Алиска и таки треснула меня по груди кулаком.

— Сколько лет тебе было? — продолжал я требовать ответа. — Семнадцать? Шестнадцать? Меньше?

— Заткни-и-ись! — завизжала девушка так, что у меня чуть уши не заложило и одновременно багровое перед моими глазами стало почти черным.

Урод, нелюдь, паскуда ты, Роберт!

— Старый хрен, трахающий пятнадцатилетнюю падчерицу и засравший ей мозги любовью, чё, классика прямо высоких чувств и сценарий готовый для извратной порнухи. А ещё — статья УК.

— Заткнись-заткнись-прекрати-убирайся! — она замолотила по мне уже куда попало, не глядя, замотав головой, а я словил и зафиксировал тонкие запястья.

Алиска дергалась, вырываясь и выкрикивая свое бесконечное “заткнись-прекрати”, с десяток раз попыталась пнуть, едва не попав мне в пах, поскользнулась и упала бы, если бы не держал. Потом взвыла и стала оседать вниз, стекать, как будто из хрупкого тела выдернули кости. Ее голова запрокинулась как-то бессильно и я увидел искаженное рыданиями, теперь страшно бледное лицо, с прилипшими мокрыми прядями цвета темной меди.

Терпеть не могу женские слезы. В смысле настоящие, а не те, что чисто манипуляция или просто сырости захотелось, тут у меня чуйка. И потому, что уродуют они даже красавиц, и потому, что когда плачет женщина по-настоящему, то накрывает ощущением бессилия, ведь это значит что-то очень-очень хреновое уже случилось и, чаще всего, ничего уже не исправить.

Вот и Алиска рыдала сейчас по-настоящему, с подвываниями, скрючившись на дне ванны и содрогаясь всем телом, уродующим изломом открывая и кривя рот. Нос распух и покраснел, глаз почти не видно, так мигом опухли и ресницы слиплись.