Ожог Крапивы - Галина Валентиновна Чередий

Рыдала и никак не могла остановиться, а я смотрел. Смотрел и молчал, потому что самому от чего-то так больно было, аж пиздец. Как будто каждым рваным всхлипом она мне в грудь ножом тыкала. А ещё ощутил себя абсолютно голым. Не в смысле, что таким и был, торча истуканом перед выпускающей наружу боль девушкой, а … без кожи, без защиты, нервами наружу.

Ей больно, не я в этом изначально повинен, но я все равно причастен. И хочу, чтобы больше так не было. Боли ее не было, ведь самому от нее невмоготу, не вывожу я такое. По моим понятиям, больно должно быть за дело, а ей-то это за что?

Кривясь и растирая грудь, я переключил смеситель с душа на кран, заткнул ванну пробкой, приподнял скрюченное содрогающееся хрупкое тело девушки, уселся сам и усадил Алиску перед собой, спиной к груди.

Мы долго так сидели в теплой воде. Я обнимал Алису, и слегка трогал губами ее висок и скулу, слушая, как постепенно затихает ее истерика, а вместе с этим унимается и боль в моей груди.

— Зачем он приезжал? О чем вы говорили? — наконец спросила Алиса тихим сипловатым голосом.

Я поколебался, но решил не врать, хоть и не был уверен, что правда эта ей сейчас нужна.

— Сказать, что они с твоей матерью желают твоего скорейшего возвращения домой, в семью, а я для тебя очень плохая компания.

— Хм…В семью, значит. — невесело хмыкнула девушка. — И все?

— В принципе да. Разве ещё намекнул что-то про лапы, которые чревато тянуть к чужому.

Алиса ответила на последнее только ещё одним хмыканьем, а потом она завозилась, умываясь и освобождаясь из моих объятий. Я уже был готов, что встанет и уйдет. Но Алиса развернулась и забралась на мои колени, оседлав и посмотрела в глаза пристально и даже с вызовом. Так, что я опять ощутил тот самый импульс, которым приложило, когда ее впервые рассмотрел. Что тут нужно или со всех ног спасаться или конец тебе — пропал, затянет в ураган. Но куда ж мне тут уже бежать? Ни возможности, ни желания.

— Всегда готовый, говоришь? — усмехнулась Алиса и двинула бедрами, поощряя моментально ожившего моего бойца, облизнула пересохшие опухшие губы.

Херакс! В бошку мне прилетел целый раскалённый протуберанец жгучей похоти, снёс ее, мгновенно впитываясь, расходясь по венам, зажигая и все тело. Вдох — и я не вижу заплывших зареванных глаз и прочей уродующей херни, только ее — женщину, которую хочу до невменоза.

— Для тебя — всегда! — толкнулся навстречу, давая понять, что ни капли не шучу.

— И не впечатлился предупреждением? — чуть склонила голову, сближая наши губы, моя внекатегорийка.

— Почему же, впечатлился, по прошлому разу не ощутила?

— Да все как-то очень уж быстро случилось, не разобрала толком, а первый раз вообще с трудом припоминаю.

Ах ты засранка! Быстро тебе? С трудом припоминает? Так я сейчас освежу кому-то память и дам распробовать как следует.

Глава 19

Ничего Роберт менять не собирается, он хочет вернуть все, как было, ему так удобно, его все устраивает. А на меня… да и на маму ему по большому счету плевать. Мы просто вещи на своих местах, которые он нам отвёл, выходит.

Странно, он ведь так и сказал в нашу последнюю встречу, прямым текстом практически, а я дура не приняла к сведению. Как будто знание истинного положения вещей до последнего блокировалось в сознании до того момента, когда Антон все мне в лоб не озвучил без всяких прикрас. Не ткнул носом в гадкую очевидность, в то, что гнило внутри и отравляло уже столько времени. Жестоко, но предельно честно.

Не было у Роберта никакой любви ко мне. Я была его удобной и послушной собственностью. Мелкой дурочкой-подстилкой, которая всегда под рукой и, в своем слепом обожании, все принимала за чистую монету, за истину, верила беззаветно и видела в нем идеал. Дура — она дура и есть.

От этого в какой-то момент так больно стало, что почудилось — сердце лопнет. И лопнуло, прорвало, вышло все наружу … и стало легче. Не слишком, но хоть не померла. Свобода появилась. Сейчас именно, а не тогда, когда из дому ушла. Тот уход был какой-то не взаправду, с надеждой, с оглядкой и ожиданиями, с тем же грузом на плечах. А сейчас все, нет его. Свобода. И пустота.

Боль никуда не делась, конечно. Даже царапина на коже не заживает на раз, как по волшебству, что же говорить о сквозном свище в сердце. Но теперь у меня был под рукой хотя бы обезбол.

Не приподнимая головы с плеча Антона, я поцеловала его в шею, вдохнула полной грудью аромат мужского тела и скользнула ладонью под простыню, по вмиг напрягшемуся под моей ладонью животу.

— Лисено-о-ок! — мгновенно откликнулся Крапива, повернул голову и поцеловал волосы. — Ещё? Серьезно?

— Ты против? — прошептала я, приподнимаясь, пройдясь поцелуями по его мощной груди.

— Против? Я чё, не в своем уме разве? Всегда готов.

И сразу же сдёрнул простыню, демонстрируя, что все как обещано. До полной готовности ему оставались секунды.

Я оторвала взгляд от созерцания мужской плоти, стремительно наливающейся мощью и, глядя в глаза Антону поднялась, вставая над ним на четвереньки. Не прерывая прямого визуального контакта медленно опустила голову и поцеловала уже чуть выше пупка, там, где начиналась негустая дорожка жестких светлых волос.

— Твоюж-ж-ж! — это единственное прикосновение произвело такой эффект, будто Крапиве шарахнули разрядом в поясницу.

Он взбрыкнул, напрягаясь так, что все мускулы вздулись, подкинул бедрами, отчего влажная широкая головка мазнула снизу по моему подбородку. Глаза его распахнулись, радужка практически исчезла, поглощённая расширяющимися зрачками, ноздри задергалась, как у жеребца, почуявшего скорую скачку, а мощная грудь заходила ходуном.

Я выждала, когда он справиться с первой реакцией и поцеловала снова, уже ниже пупка и осознанно позволяя напряжённой плоти оставлять влажный след на моей скуле. Антон содрогнулся, стиснул кулаки, вытянул руки вдоль тела, но в этот раз утерпел, не толкнулся навстречу, только оскалился на секунду.

— Ты смотришь … вот так… — гулко сглотнул он, зашипел, реагируя на то, как я потерлась щекой о основание его ствола. — Тебе самой ведь … самой в кайф? Да?

Да, мне было в кайф. Его запах, вкус, реакция. Чистая, открытая, такая мощная, как если бы я творила для него сейчас нечто из ряда вон, практически волшебство. Но отвечать не стала — провела губами по твердому стволу,