Ангел для кактуса - Мария Владимировна Евсеева

себя хлопотами по дому, готовить завтраки для нас троих, угождать во всем и ждать отца с работы, а меня с учебы. Но с недавних пор ей не о ком заботиться: я перебрался в отдельную квартиру в двух шагах от универа, а отец погряз в своих совещаниях.

– Чтоб я еще раз имел с ним общее дело… Филистер[5]! Когда меня попросит… Даже слышать о нем ничего не хочу… Ему б меня учить!

Я захлопываю дверцу машины и поглядываю на распахнутое окно, из которого вылетают наружу резкие фразы отца. Зачем он приносит с собой рабочие проблемы, еще и вываливает их на мать?

Захожу в дом, разуваюсь и, не медля ни секунды, направляюсь в столовую. Еще от угла вижу маму, сидящую за столом, и отца, подпирающего поясницей подоконник.

– Привет, – сухо произносит он, сразу же заприметив меня в дверном проеме.

Протягиваю ему руку, но его пожатие короткое и вялое. Мамины же объятия крепкие и жаркие, и я отвечаю ей тем же.

– Ну как у вас? Все хорошо? – смотрю на нее и пытаюсь разобрать по лицу, не обидел ли ее отец.

Нет, вообще-то у родителей прекрасные отношения, и до скандалов еще ни разу не доходило, но то заслуга не отца, а матери. Мама очень любит его и поддерживает почти во всем, а если их интересы разнятся – тихонько отходит в сторону. Она слишком мягкий человек, чтобы конфликтовать с кем бы то ни было, но, как ни странно, ей порой удается смягчить и отца.

– Слушай, Алексей, ты же ему какой-то хлам восстанавливаешь? – брезгливо морщится отец.

– Кому? Ты о чем? – не понимаю я. Обхожу стол и сажусь напротив матери.

– Кому-кому, – хмыкает он. – Гниде этой, Линнеру.

Гниде?

Я вскидываюсь – что могло между ними произойти? – и читаю в глазах отца неприкрытое презрение.

Но они же всегда были друзьями, вместе поднялись в девяностые и до сегодняшнего дня шли нога в ногу!

– Что ты смотришь на меня? – вспыхивает он с новой силой. – Да! Ты не ослышался – гниде! Только так я могу его теперь называть! И даже не спрашивай. У тебя не найдется для него никаких оправданий.

– Володя, может, бульончика? Из индейки… – осторожно улыбается мама и нежным заботливым взглядом приглашает отца присесть. А сама встает и ко мне обращается: – Леш, горяченького, а?

И супницу раскрывает.

Столовую окутывает пряный аромат.

Я киваю, разделяя мамин дипломатический подход к ситуации, но все же не могу не поправить отца:

– Не хлам, а «Волгу» тысяча девятьсот шестьдесят шестого…

Он коротко ухмыляется, и я замечаю, как его толстые губы нервно подергиваются.

– Меня не интересуют подробности! – Отец с силой выдвигает стул, чтобы сесть во главе стола. – Ты должен оборвать с ним все связи, и точка!

– В смысле?

Мама, разлив бульон по тарелкам, откладывает половник и встает между нами.

– Сметанки?

– Я выразился довольно ясно, как мне кажется! – поверх локтя матери отец буравит меня взглядом.

– Я ничего тебе не должен, – ровным голосом отвечаю я и даже не удивляюсь его категоричности. – Сметанки, – мягко соглашаюсь на предложение матери.

– Если тебя волнует финансовая сторона…

– Это тебя она волнует, – перебиваю его я.

На что он надменно хмыкает:

– Вот и отлично. Я надеюсь, ты все понял.

Зато ты ничего не понял, мысленно заключаю я, но решаю не отвечать отцу. Все равно возражать бесполезно. Пусть думает что хочет.

Расправляюсь второпях с бульоном, благодарю мать и встаю из-за стола, сославшись на занятость. Мама все понимает. Она выходит проводить меня, а когда я на прощание целую ее в горячую щеку, шепчет мне на ухо:

– Надеюсь, все еще уляжется. Не торопись. И не злись на отца.

– Мам, – я беру ее за плечи и слегка отстраняюсь, чтобы заглянуть в лицо, – я не могу подвести Бориса Аркадьевича, понимаешь?

И вижу в ее глазах полное понимание и одобрение.

– Ты его не подведешь, – тихонько говорит она, и я ее обнимаю.

Отец, конечно, проверит, оборвал ли я связи с Линнером, и лоб себе расшибет, пока не убедится, что я повиновался его требованию. Но ни при каких обстоятельствах я не смогу этого сделать – и не потому, что принципиально хочу пойти наперекор отцу, а потому что не желаю портить с Борисом Аркадьевичем дружеских отношений. А деньги и автомобиль здесь ни при чем.

На Проспект я выезжаю в полной уверенности, что поступаю правильно. Хотя чего лукавить – неприятная ситуация, и с отцом еще не раз сцепимся по этому поводу. Но зачем забивать себе голову проблемами заранее и портить настроение уже сейчас? Наоборот, было бы неплохо его поднять. А раз уж так сложились обстоятельства, не перенести ли «бизнес-встречу» с кактусом на денек пораньше?

Я невольно улыбаюсь и тянусь к бардачку – ключи от Катиной «мастерской» лежат на месте. Тогда, недолго думая, перестраиваюсь в крайнюю левую полосу и на перекрестке сворачиваю в сторону спального района.

С Катей мы договорились об одном маленьком дельце: перед тем, как уехать на две ночи на природу, она изготовит небольшое керамическое кашпо в виде пиджака с галстуком и оставит его на столе в «мастерской» для меня. Точнее, не для меня, а для кактуса Лины – ведь именно он станет лицом бизнес-аккаунта цветочной лавочки. Но заберу его я. И это малость напрягает, несмотря на то, что Катя без заморочек отдала мне ключи и настоятельно рекомендовала не париться.

Прежде чем войти в подъезд, я все-таки собираюсь набрать Катю и уточнить, не вернулась ли она с отдыха пораньше, но вовремя спохватываюсь. Нет, не стоит дергать ее понапрасну, да и наверняка она отключила телефон, чтобы никто не мешал им – ей и Максу. Катя давно пытается найти к нему подход, а сейчас самое время для решительных действий. Может быть, за выходные у них что-нибудь да проклюнется?

Я мысленно сжимаю за ребят кулаки и захожу в «мастерскую».

Кажется, Катя убегала второпях. Я поднимаю с пола перепачканные красками тряпки и складываю их в пустую коробку из-под обуви – Катя потом разберется, куда все это деть. И уже в комнате на рабочем столе обнаруживаю сразу несколько смешных «одежек» для кактуса: деловой костюм, как и заказывал, гавайская оранжевая рубашка с пальмами и футболка с надписью «BOSS». Выглядит все это ярко, сочно и исключительно. К тому же меня ждет послание, оставленное красным маркером на клочке бумаги: «Прости, но я не смогла остановиться. Забирай весь гардероб!» и приписка мелкими буквами простым карандашом: «Сложи их