Обелиск - Полин Герц

по всклоченной голове и выскользнула из 1А. В том, что редкие беседы за чашкой «эрл грея» оставались ее спасительным кругом в самые тяжелые времена, Элизабет не признается никогда. А Стерн никогда не проговорится, что понимает это и без слов.

Работа не шла, как бы она ни старалась. Пустая страница отражала осуждающее ноль-слов-ноль-символов, а красный ленточный круг на стене завязывался петлей, перекрывая воздух, затягивая на глубину. Родная пустая 2В внезапно начала давить, а скрипка из проигрывателя – раздражать. Не шло. Не клеилось. Не сходилось. Почившая шестерка заслуживала больше, чем сухая заметка о необычной случайности. Каждый из тех, кто умер так внезапно, так ненормально и обидно рано, стоил больше.

Сумерки уже нетерпеливо стучались в дверь, накрывая Грин-стрит снежным кружевом, а слабые огни, запутавшиеся в голых ветвях редких кленов, мерцали, отсчитывая секунды до той неуловимой черты, что разделяет день и вечер. Шаги были неторопливы, но глаза нетерпеливо всматривались вперед. Ловить машину у дома не стала специально – хотела дойти до угла, того самого, на котором недавно стояла, пожираемая сомнениями, потерянная и уставшая. Того самого, с которого ее унесли сильные руки. Домой. Туда, где у темнеющей лестницы она сделала лучший выбор из тех, о которых можно жалеть.

Стоять здесь было странно – стоило закрыть глаза, как память услужливо подбрасывала образы голубых глаз, горевших тем волшебным огнем, что, наверное, принес сам Прометей.

Махнув желтой машине, торопливо села на заднее сиденье, и, помучав водителя долгой паузой на простой и логичный вопрос, назвала адрес.

Хорошо знакомое место встретило холодом, который не найдешь на улицах, площадях и в парках. Ровные ряды гранитных камней, жухлые и свежие цветы, да ветер, гуляющий среди могил. Второго городского кладбища чертовы отключения не коснулись: казалось, что страдать в темноте было завещано только Грин-стрит. Высокие фонари ровно освещали узкие тропки, спустя полчаса выведшие ее к нужному надгробию.

Сара Эвелин Грант родилась 20 марта и умерла 1 февраля, не дожив до двадцати лет каких-то пару месяцев. Жалкие недели отделяли студентку местного колледжа искусств от дня рождения, за которым вполне могли последовать еще пятьдесят прекрасных лет, наполненных тоской по детству и надеждами на будущее, новыми открытиями, хорошими или плохими – неважно, страхами, сражениями, да чем, мать его угодно. Чем угодно, только не пустотой.

Каждую секунду в мире умирает три человека, и это нормально. И не потому что тянет к мрачному, а потому что смерть – неотъемлемая часть жизни. Есть в ней что-то естественное, правильное, реальное. Есть в ней нечто стабильное – смерть никогда про тебя не забудет, всегда разделит последнюю трапезу и проводит до порога. Невидимый покровитель, она будит по утрам, подталкивает к славным битвам и вознаграждает за победу. Наверное, оттого они так и сдружились. Наверное, поэтому на втором городском она чувствовала себя лучше, чем на какой-нибудь идиотской вечеринке по случаю какого-нибудь идиотского праздника. Здесь, в безмолвных камнях и редких деревьях, было куда больше смысла.

– Вы тоже ее знали? – мягкий голос с едва уловимой хрипотцой над ухом разрушил идеальную тишину, вырвав из ровного потока мыслей.

Повернувшись, увидела, как слева из темноты блеснули почти черные глаза. Высокая фигура шагнула в ровное пятно света от фонаря над головой, отбросив изломанную тень. Незнакомец в сером пальто бесшумно встал рядом, печально вглядываясь в надпись на камне. Казалось, что он уже и забыл о своем вопросе, но в воздухе невидимыми струнами звенело ожидание.

– А может ли человек познать другого? – тихо ответила она. – Мы не знаем самих себя, так как же узнать кого-то еще?

– Ваша правда, – слабо улыбнулся некто-в-сером. – Но порой так хочется познать чью-то душу. Возможно, только познавая других, мы и способны увидеть себя.

– Возможно, – неслышно отозвалась Элизабет, не сводя глаз с куска гранита. Разговор был идеальным, идеально подходим к месту, времени и настроению.

– Я Эдвард, – мужчина неожиданно повернулся и открыто улыбнулся. На кладбищах так не улыбаются. Печально, с сожалением, ободряюще – да. Но так – светло, ярко, без двойного дна – никогда.

– Доброго вечера, Эдвард, – кивнула она и повернулась спиной, готовая бежать в сторону выхода.

– Уже уходите? – серое пальто не двинулось с места. – Странная незнакомка, грустившая у чужой могилы.

– Да, ухожу. Всего доброго, – бросила она через плечо, но шаг так и не сделала. – А с чего вы взяли, что эта могила для меня чужая?

– Вы сами так сказали, – просто ответил он, приподняв бровь.

– Не помню такого, – нахмурилась Элизабет, освобождая карманы и складывая руки на груди. – И я не странная. – Словесные баталии на кладбищах были для нее не впервой, и она уже готовилась нападать и защищаться.

– Люди редко отвечают вопросом на вопрос, если только не пытаются что-то утаить, – он вновь улыбнулся. – Еще реже они грустят у чужих могил. И почти никогда не скрывают свое имя.

– Туше, – ухмыльнувшись, немного расслабилась Стоун. – Я не знакома с Сарой лично, но знаю ее историю. И мне безумно жаль, что она погибла. А не называть свое имя первому, кого встречаешь на кладбище, вполне нормально.

– Пожалуй, – с легким смешком согласился первый-встречный-с-кладбища. – Значит, если бы я представился, к примеру, в баре или на улице, то узнал бы ваше имя?

– Не факт, – прищурилась она. – Но всегда можно это проверить. – Ноги, наконец, вспомнили, как нужно двигаться, и она направилась к выходу. Незнакомец, проявив чудеса смекалки, зашагал следом.

Вернувшись на землю живых, встал напротив и, вновь улыбнувшись, повторил свое имя, протягивая руку. Подумав с минуту, она пожала прохладную ладонь и представилась в ответ.

– Что ж, Элизабет. Было приятно познакомиться, – подмигнул новый знакомый и спрятал руки в карманы. – Доброй ночи! И прошу вас, больше не гуляйте по таким местам в темноте!

Оставив ее стоять у входа на второе городское, Эдвард-с-кладбища резво подскочил к прикованному черному джипу, запрыгнул внутрь и умчался.

– И тебе доброй ночи, – растерянно пробормотала она себе под нос, наблюдая, как машина скрывается за поворотом. Наконец, стряхнув с себя оцепенение, выбросила странную встречу из головы: осмысливать бессмысленное было не в ее правилах – все равно как наблюдать за голубями. Поежившись на ветру, который больше не сдерживали одинокие деревья и могильные камни, взмахнула рукой и запрыгнула в желтое авто.

Неторопливого таксиста из машины хотелось выкинуть – оставить на проезжей части и занять водительское место, вдавить педаль в пол и, не обращая внимания на красный свет, мчаться на Грин-стрит, обгоняя время. Потому что чутье подсказывало – 4В уже поздоровалась со своим новым владельцем.