Обелиск - Полин Герц

трудом найдя в себе силы повернуться спиной к двери, на нетвердых ногах она проследовала в комнату, изо все сил стараясь не смотреть на Рейчел, потому что чувствовала – подруга не сводит с нее глаз. С них. Происходящее напоминало цирк, и Боуз поняла это раньше остальных. Не проронив ни слова, Рейч подхватила сумку, накинула на плечо манто и, не оборачиваясь, вылетела наружу. Тонкий витраж заунывно пропел прощальную песню, будто знал, что прекрасная мисс вернется в дом 118 на Грин-стрит очень не скоро.

Ноги отказали окончательно, и Стоун устало рухнула на диван, который несколько мгновений назад с таким рвением разгребала лучшая и единственная подруга. Та самая, которой она так бессовестно лгала. Та самая, от которой утаила самое важное.

– Она не вернется, – обреченно выдохнула она еле слышно, уставившись невидящим взглядом в пустоту.

– Вернется, – раздался мягкий голос над ухом. Морс аккуратно сел на край.

– Мы никогда не расходились молча. Всегда бросали что-то друг другу напоследок. Знаешь, оставляли разговор будто незаконченным, чтобы поскорее продолжить, – сглотнула Элизабет и покосилась налево. Он оперся локтями на ноги, а подбородком – на сложенные пальцы, все так же всматриваясь вперед. – Знаешь, я так устала…

– Знаю, – тихо ответил Роберт и, больше не сказав ни слова, привлек ее к себе.

Она послушно положила голову на прямые стрелки мягких черных брюк. И закрыла глаза, надеясь, что вот-вот проснется в своей кровати, а на часах будет позднее утро, то самое, когда она только встала, когда только открыла ноутбук, когда только получила письмо от Молота. Будь у нее второй шанс, она сделала бы все иначе. Она бы обняла Рейч сразу на пороге, а потом бы извинилась. И надеялась бы, что дружба длиной в четверть века окажется не только сильнее разбитых машин и проваленных встреч, но и мужчин.

Но ее голова покоилась не на подушке, а на его коленях. Русые волосы струились между длинных пальцев, что баюкали не хуже сказок старика Боуза. Сегодня на Грин-стрит горели все фонари, но Элизабет была в абсолютной темноте. В абсолютной тишине. И в абсолютном покое. Потому что рядом был он.

– Пойдем спать, – прошептала она, не открывая глаз.

Ответа не последовало, но голову сначала бережно приподняли, а потом Стоун почувствовала, как вся, целиком, с легкостью была поднята в воздух сильными руками. Нужды открывать глаза не было, потому что запах морского ветра уже окутал со всех сторон.

За свои неполных 27 она не раз творила всякий бред, искренне веря, что поступает верно: бросала медицинский в погоне за мечтой стать военкором, оставляла прекрасных мужчин, доказывая всему миру, что справится и сама, рвала на части лакомые контракты, убежденная в двойном дне слишком-хороших-предложений. Но то, что происходило сейчас, было самым правильным за эти 27 пустых лет.

– Останься, – все тем же еле слышным шепотом обратилась Стоун к уже удаляющейся фигуре, когда Морс аккуратно уложил ее кровать и укрыл пышным одеялом. – Хотя бы ненадолго.

И он подчинился. Молча лег на одеяло рядом, словно опасался оказаться с ней под мягким пухом. Взглянув на них со стороны, сон ушел, покрутив напоследок пальцем у виска, но она упорно сжимала веки, боясь, что стоит открыть глаза, как он тут же покинет ее слишком широкую кровать.

– Расскажи мне сказку, – веки слушались, но губы подчиняться замыслу отказывались. – Какую угодно.

Он молчал так долго, она уже было решила, что на этот раз слабый шепот остался незамеченным, но по комнате разнесся спокойный тихий голос.

– Давным-давно под палящим солнцем и ярким небом жила богиня Чимальма. Имя ее переводилось как «щит народов». Была она прекрасна, сильна, но несчастна, ибо не имела дитя. Однажды, когда она молилась у алтаря, один из древних жрецов предложил ей поглотить кусочек зеленого минерала, ценившегося в тех краях сильнее золота. Чимальма согласилась, и вскоре на свет появился великий бог-создатель – волшебный пернатый змей. Он приносил влагу на поля и дарил людям маис, учил обрабатывать драгоценные камни, наблюдать за звездами и создал магический календарь. Но злые жрецы были недовольны правлением великого божества, ибо отменил он кровавые жертвоприношения и стал живым примером добродетели, а потому их власть ослабла. И тогда они убедили его выпить запретное дурманящее зелье, внушив, что дают лекарство. Поняв, что нарушил свои принципы, опечаленный бог ушел в море на плоту из змей, и сгорел в дороге под лучами палящего Солнца. И его душа вознеслась, став Утренней звездой. С тех пор великий бог освещает смертным путь с небес.

Элизабет было хотела ответить, что все было совсем не так, но густой туман уже опутал мысли плотным коконом, и сама того не заметив, она погрузилась в сон. И впервые за последние недели уснула крепко.

Ей снились древние пирамиды Мексики, освещаемые то ли Утренней звездой, то ли весенним Солнцем. Под закрытыми веками возник великий пернатый бог – медленно, струясь, спускался он по ступенькам, одаривая мир теплом, рассыпая вокруг нефритовые камни и шоколадные конфеты.

Солнечные лучи щекотали веки, а в нос пробирался аромат свежесваренного кофе. Зевая, Стоун приподнялась на локтях, пытаясь вспомнить, как умудрилась отключиться прямо в одежде. Ответ пришел почти сразу, его принес он: вчерашняя водолазка сменилась свободной черной рубашкой, а безупречные стрелки брюк – темными джинсами. Показавшиеся из-под закатанных рукавов руки держали дымящийся поднос.

– Доброе утро, Элизабет, – голубые глаза не обжигали, а грели, тонкие губы играли едва уловимой улыбкой. Лучшей из тех, что можно было себе вообразить даже в самых смелых фантазиях. – Надеюсь, в благодарность за кофе вы расскажете мне, как вам удается жить с пустым холодильником.

Она приложилась к асфальту куда сильнее, чем думала, потому что это не могло быть реальностью. Морок, иллюзия, что сделал ушибленный мозг. Но нет, половицы скрипели как обычно, а кофе пах вполне натурально. И он стоял перед ней – живой. Дышащий. Настоящий.

– Так дело не пойдет, – вместо благодарности бросила она и вскочила с кровати. – Поднос в гостиную. – И едва не срываясь на бег, капитулировала в ванную, потому что смотреть на Морса было нестерпимо больно. Так, должно быть, чувствуют себя победители лотереи, космонавты на орбите или выжившие в катастрофе. Слишком хорошо. Настолько, что сердце готово взорваться.

Холодная вода и самая ядреная мятная паста, что существует во всех мирах. И тереть лицо полотенцем до боли. Потому что еще чуть-чуть, и сердце вспыхнет. Выбравшись из убежища, Элизабет обнаружила, что Роберт покорно покинул спальню, и выдохнула, в тайне надеясь, что он уже поднялся