Я - твое наказание - Наталья Юнина

— Да, он там. И да, я тебя послала специально. Ну не могла я при тебе это делать! И вообще…чтобы при мне тоже ничего такого не делал! Я не хочу так сближаться. Ясно? Извращенец.

— Так-то я тоже не мечтал при тебе испражняться.

А дальше происходит то, чего я уж точно не ожидала. Даровский нажимает на какие-то кнопки и со всех сторон съезжают шторки, полностью закрывая этот срамной уголок от чужих глаз.

Ну что ж, теперь точно на моих щеках можно жарить яичницу.

— Ну… не такой уж ты и извращенец.

Глава 21

Вот что надо курить или нюхать, чтобы такое нарисовать? Где бы я ни родилась, и сколько бы мне ни прививали любовь к современному искусству, это навсегда останется для меня мазней под чем-то запрещенным. И что-то мне подсказывает, что собравшиеся выпендрежники на выставке сего искусства думают точно так же как я, только виду не подают. Правда, одного товарища я все же пока не раскусила. По лицу Вадима невозможно понять нравится ли ему рассматривать этот невнятный абстракционизм или нет.

— Ну и что вы думаете об этом, юная леди?

Думаю о том, что кто-то в конец обнаглел. И, кажется, проверяет границы моего терпения. И наверняка, обдумывает, стоит ли в принципе такую как я брать на завтрашнюю встречу с пафосным обществом.

— Вам как, Вадим Викторович? — перевожу взгляд на Даровского с легкой усмешкой на губах. — Культурно или не очень?

— Можно не очень, но без применения нецензурной лексики.

— Я думаю, что художнику больше не стоит наливать.

— А конкретнее?

— А конкретнее — это полная хер…Хиросима.

— Хиросима?

— Да. Точно такое же гнетущее ощущение, от разрушенного города. Художник был явно в депрессии, когда это рисовал.

— Забавно.

— Что именно?

— Судя по написанному в брошюре, художник и вправду изобразил разрушенный город.

— Ну все. Теперь я эксперт по современному искусству. Можем уходить?

— Мы только пришли. Может быть, мы найдем картины по твоему вкусу?

— Зачем?

— Никогда не знаешь, что может вдохновить человека и во что это выльется.

— Меня не вдохновила опера и врать, что мне она понравилась, я не собираюсь.

— И не надо. Но если бы ты не попробовала, то так бы и жила в неведенье. А что ты думаешь об этой картине? — насмешливо интересуется Вадим, подведя к розовому пятну с вкраплением салатового и голубого.

— Я думаю о том, что автор сего шедевра находился в состоянии после длительного запоя под белочкой, ой, простите, в состоянии алкогольного делирия, кажется, так по-умному. Или второй вариант: он рисовал это, находясь в обострении какого-то серьезного психического заболевания.

Этот гад даже не пытается подавить в себе смех. Это даже для меня неприлично — смеяться в таком месте.

— Что смешного я сказала?

— Все.

— Я выгляжу в твоих глазах забавно?

— Есть немного. Но в хорошем смысле этого слова. Я не знаю, как ты это делаешь, но ты снова права. Эта картина написана художницей в период обострения шизофрении, — ну серьезно, блин?! По глазам вижу — не врет.

— А знаешь, о чем еще я подумала, смотря на сей шедевр?

— Порази меня.

— О том, что я так и не поменяла интерьер твоего дома. После нового года непременно займусь. Ой, я забыла. Нашего дома.

— В розовых оттенках? — насмешливо бросает Даровский, беря меня за руку.

— Нет. Просто в живых оттенках. А серый и черный — это не про жизнь, — без тени шутки произношу я.

— Уже стоит запасаться корвалолом и валерианкой?

— Настойкой валерианы, Вадим Викторович. Что это за неуважение к русскому языку?

— Каюсь, грешен. Не прав. Вот видишь, как на тебя положительно влияет посещение картинной галереи. Еще немножко и станешь гуру русского языка, — вот же гад.

— А ты не боишься, что в итоге так и будет, и я тебя уем? И начнем с ЕГЭ по русскому, скажем, через полгодика?

— Буду рад, если мы найдем общее занятие и по вечерам будем рубиться в тесты по русскому, — а ведь это серьезно может нас ждать. Так себе проведение досуга. — Пойдем дальше, — вновь берет меня за руку и подводит к очередной картине. — Как тебе?

— Картину рисовал определенно здоровый человек, но не профи, а любитель. Для выставки совсем не годится. Автору нужно было идти в то малёванное нечто, как предыдущие. В смысле в абстракционизм, а не рисовать портрет.

— Почему ты так считаешь?

— Потому что здесь видны все огрехи художника. Глаза-рыбки указывают на безжизненность взгляда, это не живой портрет. Плюс слишком радикальная подводка ресниц. Но это все не так страшно, как незнание анатомии. До тех пор, пока автор сего портрета не начнет посещать художку или не изучит вдоль и поперек экорше головы сам, то так и останется любителем, совершающим классические ошибки.

Перевожу взгляд на Вадима. И не вижу там привычного насмешливого выражения лица. Он скорее озадачен.

— На самом деле, я так же подумал.

— Да?

— Чехарда.

— Что?

— Вот и я спрашиваю, что я сейчас услышал и что такое экорше?

— Ты, да чего-то и не знаешь? — хмыкаю в ответ на удивленное выражение лица Вадима. — Экорше головы — это гипсовая модель головы человека без кожного покрова с открытыми мышцами. По этой фигуре студенты и самоучки изучают пластическую анатомию, чтобы передавать на холсте реальные черты лица.

Если до этого момента на его лица были озадаченность, после смененная на удивление, тот сейчас там полный загруз.

— Ты не могла подготовиться к выставке. Это спонтанный поход. Откуда ты знаешь такие слова?

— Я с детства занималась рисованием. Достаточно долго. Мне это жуть как нравилось и в общем-то неплохо получалось.

— Может, я снова плохо читал твою биографию, но там не было указано, что ты заканчивала художественную школу.

— А я и не заканчивала. Просто занималась с учительницей по изо. Она была нашей соседкой. Было удобно — никуда не надо ездить и платить. Ну как бы не совсем бесплатно. За мясо, яйца и молоко.

— И насколько хорошо ты умеешь рисовать?

— Не знаю. Я года три уже ничего не рисую.

— Разонравилось?

— Нет. Просто после школы некогда было. А сейчас…, — а действительно, что сейчас? — Как-то и не думала об этом. Рисование занимает слишком много времени, а у меня сейчас в приоритете русский с твоим «одеть» и «надеть» и английский. Надо же меньше тебя позорить в будущем.

— Ты меня удивила.

— Чем?

— Да так. Кстати, что там с учебой? Время поджимает. Мне еще нужно договориться,