Беспринципная - Юлия Резник

само происходящее становится до ужаса привычным и естественным. Ловлю себя на мысли, что отношения с этой напористой малолеткой, которые еще пару месяцев назад казались мне невозможными, начинают восприниматься как нечто совершенно нормальное, даже обыденное. Зоя становится моей тихой гаванью, куда я прихожу, чтобы утопить избытки боли, безнадёги и отчаяния. Там, где раньше властвовали стыд и чувство собственной низости, постепенно воцаряется блаженное опустошение — состояние чистой, звенящей пустоты, когда в голове не остаётся ни единой тревожащей мысли. Это почти катарсис.

А потом, почти незаметно для себя самого, я начинаю получать удовольствие и от самих наших встреч. Я, верный и любящий муж, вдруг начинаю оправдывать себя тем, что они дают мне то, чего я, оказывается, давно лишился — простую, примитивную радость, лёгкость бытия, возможность ни о чём не думать, хотя бы на короткое время. Убеждаю себя, что заслужил эту передышку, оправдываю собственную слабость необходимостью как-то выживать в реальности, ставшей для меня непосильной. И это дает свой результат. Постепенно совесть сдаёт свои позиции. Я начинаю принимать свою новую версию. Моя психика находит тысячу оправданий, сотни способов нормализовать ситуацию, переквалифицируя происходящее из нравственной катастрофы в закономерное развитие жизни. Я уже не вижу в этом конца света. Даже напротив, теперь я вижу в этом единственный шанс выжить…

Смешно, что эти мысли проносятся в моей голове, когда я в очередной раз выбираюсь к ней…

— М-м-м…

Толчок. Подхватываю ее под живот, чтобы вдавить в себя крепче, не давая сбежать. А она ведь и не пытается, что бы я, мать его так, не делал! Откидывает голову ко мне на плечо и стонет тихо-тихо, но я слышу, потому что и сам еле сдерживаю позорные стоны. Люблю задом, да… Но сейчас так хочется разглядеть ее лицо в мельчайших подробностях! Потому что настолько поехавший, затуманенный взгляд, обращенный к себе, я не видел никогда в своей долбаной жизни! Я до этого даже не думал, что на мужика можно смотреть так! На меня смотреть…

Не останавливаясь ни на секунду, обхватываю ее подбородок и поворачиваю к себе. Зойка выдыхает мне прямо в губы. И это так сладко… Понимая, что я у черты, врываюсь выше и захожусь от гнусного, болезненного удовольствия. В ушах пульсирует, в крышу молотит осенний ливень. Я так горю, что хочется выйти под него, чтобы остыть. Но неожиданно меня приводит в чувство звонкий шлепок по бедру.

— Ну что ты за мудак, Гаспарян?!

— Больно, что ли, опять? — сиплю и, кряхтя, перебираюсь на свое сиденье.

Покорность Зои рождает во мне два взаимоисключающих чувства. С одной стороны, я жутко благодарен ей за то, что она безропотно меня принимает. С другой… Мне хочется сделать ей как можно больнее, чтобы она перестала быть такой безотказной! Чтобы не позволяла творить с собой все эти непотребства, лишний раз убеждая меня, что в постели возможно все — даже то, о чем раньше мне не хватало фантазии и помыслить.

— Не больно! Но и приятного мало.

Пока приводим себя в порядок, обтекаю. Осмысливаю выкаченную претензию. Я животное? Да, наверное. Но как-то… Ануш не требовала от меня чего-то особенного. Так что я даже не предполагал, что у Зои другие желания. Бля… Это какой-то пиздец.

Пока я менжуюсь, как пацан в пубертате распаляясь от этих мыслей, Зоя переворачивается, соскальзывает по животу ладошкой и касается себя там… Это просто удар под дых. Абсолютно околдованный происходящим, я включаю освещение, чтобы лучше видеть, как она нежит себя горячими тонкими пальцами, как кайфует, жмурясь и кусая губы, делая то, что в ее представлении должен был сделать я, и со стоном доводит себя до пика, зажав кисть между отчаянно содрогающимися бедрами.

— Свет выключи. Листья опали. Нас могут увидеть, — срывающимся голосом просит Зоя.

Зачарованно трясу головой. Выключаю освещение в тачке и откидываюсь на подголовник, вцепившись руками в руль. Зоя права. Не дело это — деревья, которые все это время служили нам неплохим укрытием, почти голые. Да и какого черта вообще? Я слишком стар для того, чтобы делать это в машине! Единственное, что до сих пор удерживает меня от того, чтобы перевести наши встречи в пространство гостиничных номеров — это глупый страх задержаться рядом с Зоей хоть на секунду дольше, чем это требуется для удовлетворения своей похоти.

Пока я раздумываю, что делать, Зоя поправляет одежду и тянется к пачке "Кента". Отнимаю у нее сигарету, не скрывая своего раздражения — не нравится, что она курит. Подкуриваю, набрав полные легкие дыма. В голове пипец какая каша. Тут и похоть, и стыд, и страх…

— Как тетя Ануш?

— С переменным успехом. Слушай… Ты говорила, что хочешь съехать из общаги…

— М-гм, — невнятно бормочет Зоя. Она почти идеально владеет собой. Но я чувствую ее азарт. Поняла, к чему я веду, и радуется, что и тут своего добилась. Ну, какая же сучка, а? По головам пойдет — и не поморщится. Хотя кому будет хуже, если я чуть улучшу ее жилищные условия?

— Подыщешь квартиру — я оплачу.

— Покупку?

— Губу закатай! — рявкаю я. — Съём.

Если несколько десятков тысяч дополнительных трат мой бюджет не заметит, то покупку квартиры — очень даже. Я же не олигарх какой-нибудь. Все мои доходы уходят в основном на жизнь и лечение жены.

— Хорошо.

Киваю, тем самым вроде как оставляя последнее слово за собой. Что мне нравится в Зое — она никогда на своем не настаивает. Что, впрочем, не мешает ей добиваться желаемого. Краем глаза слежу за тем, как она расслабленно откидывается на сиденье, прикрывая глаза. Мне нравится эта её безмятежность. Мне нравится, что она не выносит мне мозг вопросами, не требует объяснений, не ставит условий. В этом есть какое-то успокаивающее чувство свободы, хотя я понимаю, что за этим спокойствием, за её тихой податливостью скрываются собственные, тщательно продуманные корыстные цели.

Проезжаю несколько метров с выключенными фарами, выруливаю на дорогу и тогда только включаю свет. Еще каких-то пару минут, и мы простимся. Она вернется в общагу, я — к своим проблемам… Но напоследок хочется прояснить:

— И часто ты так себя доводишь?

Зоя нервно пожимает плечами:

— Нет, пока только осваиваю эту науку. Ты же не удосуживаешься.

Стремно от этого разговора — пипец. На кой черт я вообще его начал? Никак не привыкну, что у этого поколения принято говорить о своих желаниях открыто. Люди моего возраста в этом смысле гораздо более сдержанны. Или зажаты… Нам это кажется чем-то стыдным… А