Парфюмерша из Ведьминой Хижины: путь к свободе - Молли Винтер

— …тебе подавали нектар в кубках из опалов, мы знаем, — лениво закончила его мысль Жнец, вылизывая лапу. — И целовали тебя принцессы. А теперь сидишь на камне и ноешь. Классика.

— Я не ною! — возмущенно надул бока Король Чирик. — Я тоскую по истинным чувствам! По любви, что способна разрушить любые чары! А здесь что? Сплошной меркантильный интерес. Никакой романтики!

Я посмотрела на ворчащего кота, на обиженного монарха-амфибию и рассмеялась.

— Молчите оба! — отрезала я. — Ты, Жнец, иди лучше мышь поймай, а ты, Ваше Величество, продолжайте тосковать в сторонке. Деловой ведьме нужно ужин готовить и мозги напрягать — предстоит создать аромат власти. Не до ваших высоких материй.

Король Чирик Пятый с достоинством нырнул в свою кристально чистую миску с родниковой водой, явно давая понять, что его королевская персона оскорблена таким прозаическим заданием. Но я-то знала — он обожает эти вечерние посиделки на кухне, где мы втроем, бывший принц, говорящий кот и бизнес-ведьма, обсуждаем прошедший день.

Угрозы никуда не делись. Они витали в воздухе — громкие, как крик баронессы, и тихие, как тень Зерика. Но теперь они казались не такими уж непреодолимыми. Потому что у меня была не просто лавочка. У меня было дело, верный, хоть и язвительный кот, и свой собственный король в изгнании. С такой командой я была готова бороться с кем угодно.

Глава 14: Ох, уж эти мужчины!

Ну что за жизнь у деловой ведьмы! Даже несмотря на то, что клиенты теперь часто расплачивались не только монетой, но и мукой, яйцами, кусками домотканого полотна и даже копченой рыбой, время от времени за продуктами приходилось отправляться на рынок в соседнее село. Мои запасы масличных семян, воска для свечей и просто обычной соли подошли к концу.

Рынок в тот день напоминал растревоженный улей. Воздух дрожал от гула голосов, мычания скотины и звона монет. Пахло дымом, спелыми дынями, копченой рыбой и… наверное простой жизнью! После уединения в моей хижине эта пестрая суета действовала на меня, как бокал игристого, кружила голову и заставляла улыбаться каждому встречному. Я уже стала своей здесь. Тучная молочница Ульяна, вся в белых разводах от сметаны, тут же сунула мне сверток с творогом: «Для твоего котика, красавица! Пусть жиреет!» Старик-гончар Савелий, похожий на высохшего домового, поволок меня за рукав: «Девица, глянь, новый горшок! Для твоего зелья в самый раз!» А веснушчатая Анютка, дочь лукового торговца, прошептала, краснея: «Алиша… а духи, с сердечным трепетом… когда еще будут? Я уже монет скопила…»Настроение было прекрасное, пока я не решила полюбоваться на яблоки у приезжего торговца. Он был красивый, румяный, с мускулами, которые так и просились, чтобы их проверили на ощупь. Я так засмотрелась на него и его… конечно же товар, что забыла посмотреть под ноги. Мой сапог зацепился за какую-то оглоблю. Я полетела вперед, выпуская из рук корзину. Яблоки, свертки и корешки покатились по пыльной земле. Я зажмурилась, готовясь к болезненному удару о камни мостовой.

Но удар не произошел. Вместо этого сильные руки подхватили меня за талию, легко и уверенно остановив падение. Я повисла в воздухе, как тряпичная кукла, и лишь потом открыла глаза.

Передо мной было молодое, удивленное и до неприличия красивое лицо. Шатен, волосы зачесанные назад, открывали высокий лоб и живые, любопытные карие глаза. У него была модная, чуть небрежная щетина и губы, сложенные в готовую улыбку. От него пахло дорогим мылом, конской сбруей и легким, пьянящим одеколоном.

— Осторожнее, миледи, — произнес он сладким голосом. — Рынок — место опасное. Особенно для столь ярких особ.

Он медленно, будто нехотя, помог мне встать на ноги, но руки его задержались на моей талии дольше необходимого. Его взгляд скользнул по моим растрепанным рыжим волосам, распустившимся от падения, по моим глазам, широко распахнутым от испуга и смущения, и в его глазах вспыхнул неподдельный, заинтересованный огонек.

— Я… простите, я не посмотрела… — залепетала я, отскакивая от него, как ошпаренная. Мое лицо пылало. Я чувствовала себя полной дурой. Вокруг уже собралась небольшая кучка зевак. Анютка смотрела на красавца-аристократа, разинув рот, а молочница Ульяна подмигнула мне и одобрительно покачала своей пышной грудью. — Мои покупки…

— Ничего, ничего! — весело воскликнул незнакомец и швырнул какому-то мальчишке серебряную монету. — Помоги миледи собрать вещи! И яблок ей самых лучших!

Пока мальчишка суетился, красавец снова повернулся ко мне.

— Позвольте представиться. Эдгар. А вы… вы, должно быть, местная фея? Или дух осеннего леса, спустившийся на рынок за провизией?

Его намек был столь очевиден и пафосен, что у меня вырвался нервный смешок. — Нет, я… я просто… Алиша.

— Алиша, — повторил он, словно пробуя имя на вкус. — Прекрасное имя. Для прекрасной…

Но я не стала дослушивать. Смущение и какая-то странная, тревожная живость его взгляда заставили меня повернуться и броситься прочь, подхватив на ходу набитую мальчишкой корзину. Я слышала его смех у себя за спиной — он был полный азарта.

— До встречи, милая Алиша! — крикнул он мне вслед. — Надеюсь, при более романтичных обстоятельствах!

Я шла домой, и щеки мои все еще горели. Сердце стучало как сумасшедшее. Глупость. Совершенная, абсолютная глупость. Я вела себя как запуганная мышка.

Прошло пару дней. История моей неуклюжести и спасения, разумеется, мгновенно стала достоянием Жнеца, который отпускал язвительные комментарии насчет «ловких рук аристократов» и «провинциальных дур, ведущихся на дешевые комплименты».

Я уже почти забыла о том инциденте, как вдруг к хижине снова подъехал всадник. Тот самый. Эдгар.

Он спустился с седла с утонченной грацией, но последний шаг к крыльцу сделал чуть более осторожно, будто боялся запачкать сапоги о простую землю моего двора. Его взгляд скользнул по потемневшим от времени бревнам, задержался на скрипящей ставне, на простом глиняном горшке с мятой у порога, и в его глазах мелькнула быстрая, почти неуловимая тень — не презрения, но легкой брезгливости, того сдержанного отвращения, с каким воспитанный человек взирает на что-то чересчур простое и плебейское. Эту же брезгливость я заметила, когда его взгляд на мгновение выхватил из полумрака за моей спиной фигуру Жнеца, развалившегося на лежанке. Презрительная усмешка тронула уголки его губ, но была мгновенно погашена.

Однако стоило его глазам снова найти меня, как все изменилось. Холодная оценка сменилась теплым, почти физически ощутимым интересом. Его взгляд, тяжелый и бархатный, скользнул по моим растрепанным ветром волосам, по моему лицу, задержался на губах, словно он изучал