Парфюмерша из Ведьминой Хижины: путь к свободе - Молли Винтер

уклон. Всего один неверный шаг, один каприз знатной клиентки — и прощай, моя «Лавочка ароматов»! Прощайте, планы по расширению ассортимента и мечты о собственной теплице с волшебными травами! Теперь мне светит разве что роль главной злодейки в местном фольклоре. Мой пушистый компаньон, кот Жнец, не проявил ни капли сочувствия. Развалившись на подоконнике, он с убийственным спокойствием вылизывал свою лапу, выстроив ее в идеально отточенный носке.

— М-р-р-р… Поздравляю, — проворчал он наконец, отрываясь от своих гигиенических процедур и бросая на меня взгляд, полный кошачьего превосходства, — коллекция твоих социальных связей значительно обогатилась. Были скромные цветочницы и доверчивые фермерши, а теперь есть и лютый враг с гербом, титулом и, я подозреваю, весьма солидным состоянием. Прекрасное пополнение! Прямо галерея трофеев.

Я сглотнула, пытаясь протолкнуть в пищевод комок, внезапно выросший в горле. — Я… — хрипло начала я, но Жнец тут же меня оборвал, грациозно спрыгнув с подоконника. — О, не оправдывайся! — прошелестел он, обходя меня по кругу, будто оценивая товар с сомнительной репутацией. — Это же блестящий маркетинговый ход! Запугать одного клиента до истерики, чтобы привлечь толпу зевак. Гениально! Я всегда твердил, что массовость аудитории — это переоцененная ерунда, но ты, я вижу, решила пойти по пути громких скандалов. Надо было тихонечко торговать зельями для старых клиентов, под покровом ночи и с полной анонимностью. Но нет! Тебе подавай публичность, славу, огласку!

Каждое его слово впивалось в меня острее кошачьего когтя. И самое ужасное, этот полосатый циник был на сто процентов прав. Этот скандал, этот один-единственный визгливый аккорд, мог похоронить мой начинающий бизнес на корню, даже не дав ему как следует прорасти. Вместо будущей процветающей лавки я получала ярлык «опасной авантюристки» и билет в один конец к полному разорению. И что вы думаете? Я вдруг заметила движение. Очередь из моих клиентов никуда не разбежалась! Напротив, люди перешептывались, переглядывались, а их взгляды, устремленные на меня, выражали не страх, а самое что ни на есть жгучее любопытство. Для них этот скандал был словно премьера нового романа с пикантными подробностями!

Первой оправилась дочка нашего пекаря, девушка по имени Марта.

— А это правда, — прошептала она, округлив глаза, — что ваши духи могут заставить полюбить?

— Нет! — тут же ответила я, заставляя себя выпрямиться. Я вспомнила свои же слова обезумевшей баронессе. — Они не лишают воли. Они лишь придают смелости. Но твое сердце уже должно чего-то хотеть! Марта вспыхнула, но теперь не от стыда, а от азарта. Ее глазки заискрились таким возбуждением, будто она только что подслушала самую сочную тайну. К ней тут же присоединилась ее подружка, Лизхен, вся изогнувшаяся в позе посвященной заговорщицы.

— А та, что уезжала… это же жена самого барона фон Клюгена! — с придыханием, рассчитанным на всю толпу, прошептала Лизхен, прикрывая рот ладошкой. — Говорят, ее новый-то муж, барон Эдгар, моложе ее на добрых пятнадцать лет! И видный такой, кровь с молоком! И глаз, ой, действительно, со своих горничных не спускает! Наша кузина в замке прачкой работает, так она рассказывала, что он…

Тут Лизхен сделала многозначительную паузу, закатив глаза, чтобы все поняли, насколько пикантны были эти подробности. Она пригнулась ниже, голос стал совсем интимным, и вся очередь невольно к ней наклонилась. — …что он девиц за подбородки берет, смотрит так, будто раздевает взглядом, и комплименты таким голосом говорит, что у них коленки подкашиваются! — выпалила она. — А наша кузина-то рассказывала, что он… ну, он не стесняется! Горничных новых, которые помоложе да покрасивее, так и норовит за талию обнять, будто случайно, руку положить куда не след… А уж если остаются они в комнате одни, так и вовсе — прямо говорит, что его супруга-старуха «не справляется с супружескими обязанностями», и предлагает… э-э-э… «утешить бедного барона»!

Из очереди вырвался общий сдавленный вздох, смешанный с возмущением и неподдельным интересом.

— Да что ты! — ахнула какая-то женщина. — Ясно дело, — тут же подхватила другая, кивая. — Молодой кобель, его на цепи не удержешь! Говорят, они уже не одну служанку из замка выгнали, потому что баронесса застукала… ну, в недвусмысленной позе.

— Ой, да брось ты нести-то! — вмешалась в разговор дородная тетя Грета, торговка овощами, ее голос, мужиковатый, как топор, разрубил эту паутину сплетен. — Чего ахать-то? Сама виновата, старая кочерыга! Взяла себе молодого жеребца, а думала, что он у овса стоять будет? Знать бы надо, что не для молитвенных часов он ей нужен был! Мужику, да еще такому, глаз да глаз нужен, а не с придворными интригами носиться, позабыв, что дома-то без присмотра осталось! — Тетя Грета метнула выразительный взгляд в сторону исчезнувшей кареты, а затем обернулась ко мне, и ее суровое лицо расплылось в одобрительной ухмылке. — А ты, милая, ты молодец. Не стушевалась перед этой фурией в шелках. Стоишь, как скала! Значит, товар у тебя и правда стоящий, коли у знатных дам аж пояса от ревности лопнулись! Видно, твои духи барону тому молодому куда больше по нраву пришлись, чем вся ее придворная мишура!

И тут до меня донесся новый виток перешептываний из очереди, но теперь взгляды, бросаемые в мою сторону, были иными: «Говорят, он сам к ней в лавку заглядывать интересовался…», «Как бы нашей травнице этот барон-волокита неприятностей не причинил…». Я почувствовала, как по спине пробежали противные, холодные мурашки. Угрозы баронессы были одной проблемой. Но образ ее молодого, похотливого и наглого супруга, который, судя по всему, не знал слова «нет», возникал в воображении с пугающей четкостью. Осознание, что я, со своей «дурной славой», могла стать новой мишенью для его «интереса», заставило мое сердце учащенно забиться — и не от волнения, а от предчувствия настоящей беды.

Жнец зевнул так, что я увидела все его острые зубки.

— Ну все. Теперь ты местная достопримечательность. Позорная, но доходная. Готовься к нашествию любопытных простаков.

Мой проницательный кот, как всегда, оказался прав. На следующий день у хижины собралось втрое больше народу. Ко мне потянулись не только простые девушки, но и жены зажиточных фермеров, купчихи, дочери ремесленников. Все жаждали прикоснуться к скандальной тайне, заполучить капельку «запретного плода».

Я работала как вол. Руки ныли, глаза слипались, но душа пела. Я была нужна! Я была знаменита в определенных кругах!

Я металась от стола с колбами до котла и обратно, словно белка в колесе захлестываемая волной безумного ажиотажа. В одной руке у меня ступка с корнем мандрагоры, который вопил так, будто его режут, а не толкут. В другой — весы, на которые я тщетно пыталась насыпать щепотку