Парфюмерша из Ведьминой Хижины: путь к свободе - Молли Винтер

Он шагнул ближе, и его шепот стал обволакивающим и убедительным. — Но вы владеете им не по праву, вы разбазариваете силу. Вы тратите этот дар на духи для фермерш! Я могу дать вам масштаб. Представьте: ваши зелья, усиленные силой этого места, будут решать судьбы королевств. Одно снадобье — и восстание угаснет. Другое — и урожай будет кормить нацию годы. Ваше искусство, помноженное на мои ресурсы и эту… уникальную почву, станет ключом к абсолютной власти. Мы подберемся к самому королевскому двору, и трон будет держаться на вашей силе.

Его пальцы сжались в кулак. — Я не прошу. Я требую партнерства. Потому что такая сила не должна пропадать в глуши. Она должна служить величию. И она будет служить. Либо в союзе со мной, либо… хижина найдет нового хранителя. Более сговорчивого. Вам нужно лишь согласиться. Сила этого места уже зовет меня. Я чувствую ее.

Он развернулся и уехал, оставив меня стоять на пороге. Его слова висели в воздухе. Он был мерзок. Но теперь его угроза была иной. Он хотел забрать у меня душу моего дома, ту магию, что делала мои зелья живыми. И самое ужасное, что я почувствовала, как стены хижины, всегда такие надежные, на мгновение дрогнули, словно отвечая на его прикосновение. Он не лгал. Сила здесь была. И теперь за ней велась охота. Весь вечер я чувствовала себя подавленной. Легкий флирт на рынке обернулось неприятным и постыдным визитом, который язвительно высмеял мою наивность. Жнец, разумеется, воспользовался моментом. Устроившись на своей лежанке, он сладко потянулся и заметил — Что, миледи? Разочарована, что ваш блестящий кавалер оказался обыкновенным трусливым зайцем в дорогом камзоле? Не переживайте, я уверен, он еще пришлет вам букет цветов… вместе с счетом от своей супруги за моральный ущерб.

Со стола раздалось громкое, сочувственное кваканье. Король Чирик Пятый надул свои и без того круглые щеки. — Ква-а-а! Не печалься, моя дорогая! — провозгласил он с лягушачьим пафосом. — Его манеры и впрямь оставляли желать лучшего. Настоящий принц никогда не позволил бы себе так бежать! Тут он многозначительно подмигнул мне — А лучше всего, ква-а, Алиша, поцелуй лучше меня! Я хоть и в облике амфибии, но зато джентльмен до кончиков лапок! И определенно куда лучше этого беглого барона! Во мне есть и благородство, и постоянство, и… э-э-э… отменные вокальные данные!

— О да, — фыркнул Жнец, — особенно когда ты поешь свои ночные серенады под луной. От них мыши в подполе дохнут. Ну безусловная польза! — Они не от моего вакала дохнут, они от зависти! — возмутился Король Чирик.

Несмотря на все старания сохранять мрачное настроение, я не удержалась и рассмеялась. Их дурацкие шутки, как ни странно, лечили уязвленное самолюбие лучше любого зелья.

Глава 15: Письмо из прошлого

Ну что за утро выдалось! Прямо как в сладком романе — солнышко так и липло к щекам, кофе на печи булькал таким ароматом, что мой брезгливый Жнец забыл о своем кошачьем достоинстве и мурлыкал у моих ног, как обыкновенный дворовый Васька.

А мой новый шедевр — «Аромат безмятежного сна» для старой травницы Марфы — так и просился в бутылочку, томясь в тигле с лавандой. В общем, идиллия да и только! Я уже мысленно предвкушала, как буду пить этот божественный кофе, любуясь на свой почти готовый труд. Ах, если бы я знала, что идеальное утро — это как раз предвестник грандиозного кошмара! Но, как говорится, цыплят по осени считают, а письма из прошлого — по утру получают.

— Только, умоляю, без твоих фирменных импровизаций, — бросила я коту, пробираясь между сушащимися пучками мяты и связками лаврового листа к своему тиглю. Аромат лаванды и валерианы висел в воздухе таким густым и сладким облаком, что даже дышать было лень. — В прошлый раз после твоего «шедевра» клиентка проспала три дня, и ее родственники уже заказывали отпевание. И даже гроб присмотрели, стильный такой, с резными ангелочками!

— Преувеличиваешь, — флегматично вылизывал лапу Жнец, не открывая глаз. — Всего два с половиной дня. И гробовых дел мастера были очень милы, оставили визитку на будущее. Вежливые люди, между прочим. Не то что нынешняя молодежь. Я уже собралась поспорить, что визитки гробовщиков — не лучший показатель успеха моей парфюмерной карьеры, как вдруг раздался настойчивый стук. Но не в дверь, где ему положено быть. А куда-то в стену.

Тук-тук-тук. Скреб-скреб.

— Войдите! — крикнула я, отвлекаясь от тигля.

Ответом был новый заход: Тук-тук-бум.

Жнец насторожил уши. «Нашествие дятлов? Или кто то решил войти через стену?»

Тук-СКРЯБЫСЬ! — послышалось снаружи, сопровождаемое коротким и возмущённым ухканьем.

Я распахнула дверь. Картина, представшая моим глазам, могла бы украсить любой сборник комиксов. К моей стене с разгону прикладывалась сова. Не мудрая птица Афины, а с виду весьма растерянная особь с огромными желтыми глазами и письмом в клюве. Она сновала от окна к двери, яростно тыкалась в стены, отскакивала, качалась в воздухе и с новыми силами бросалась в бой.

— Э-э-э… Милая, тебе помочь? — осторожно спросила я, стараясь не спугнуть пернатого почтальона, который напоминал скорее разъяренный пуховый мячик, чем грозную птицу ночи.

Сова, услышав мой голос, замерла в воздухе, уставилась на меня, полная немого укора, будто это именно я виновата, что бревна моей хижины оказались такими неподатливыми. Затем, она швырнула мне прямо в руки плотный конверт. После этого она с достоинством уселась на ближайшую ветку, тяжело дыша, и начала приводить в порядок свои взъерошенные перья с таким видом, будто только что совершила подвиг, достойный упоминания в птичьих эпосах.

— Ну вот, — проворчал Жнец, появившись в дверях и наблюдая за этим происшествием. — Почта окончательно деградирует. Раньше хоть гонцы на лошадях были. А теперь… летающие катастрофы с нервным срывом.

Я перевернула конверт, и всё веселье разом испарилось, будто его и не было! В руках у меня оказался не просто пакет, а целая история — плотный пергамент, перевязанный грубой ниткой, а на густом темно-красном сургуче… о, этот оттиск! От одного взгляда на него у меня пальцы похолодели. Стилизованная чешуя дракона, вплетенная в вензель «Г». Ну конечно, куда же без этого семейного герба!

Кровь отхлынула от моего лица, оставив неприятную пустоту, и тут же прилила обратно — горячим, стыдливым румянцем. Я узнала эту печать с первого взгляда. Узнала и этот каллиграфический, бездушный почерк