Стареющая жена генерала дракона - Кристина Юрьевна Юраш

тебя есть выход. Если тебе страшно возвращаться домой, если ты боишься снова оказаться там, где тебя не ждут и не любят... Ты можешь остаться здесь. Или поехать к отцу. Он снимет для тебя домик, спрячет от матери. Ты будешь жить спокойно, пока не родишь. Никто не узнает. Никто не причинит тебе боль.

Она подняла на меня взгляд, полный слёз. В её глазах я увидела смесь отчаяния и надежды. Её губы дрожали, но она не произнесла ни слова. Я видела, как её сердце борется между страхом и желанием обрести безопасность.

— Правда? — прошептала сестра.

Я смотрела на неё — на эту испуганную девушку, и вдруг вспомнила себя.

Ну, мать, что ты хотела. Двадцать пять лет. Мозгов как бы еще нет. Точнее, она уверена, что они есть. Но на самом деле они только начинают просыпаться. И это хорошо. Вспомни себя в двадцать пять... Ты тоже сделала ошибку, выйдя замуж за Гельриха, хотя он тебе понравился. И чем я только думала в этот момент?

Наверное, я просто устала от того, что в том мире, где я была скромным бухгалтером с нескромным словарным запасом, где мне было двадцать семь, меня никто ни разу не позвал замуж.

Нет, бывали кавалеры в моей жизни, но не задерживались.

Один не готов к серьезным отношениям, другой выплачивает алименты и вторую семью просто не тянул. Третий только что развелся, а обратно в брак не собирается еще лет десять. Четвертый вообще был мутный какой-то. Предполагаю, что он уже был женат. Просто шифровался.

Иногда мне хотелось схватить за блузку коллегу, которую уже шестой раз позвали замуж за этот месяц, и трясти, пока она не сознается, где она таких находит!

— Я знаю... — попыталась я успокоить сестру. — Это нелёгкое решение. Но я хочу, чтобы ты знала: я на твоей стороне. Ты можешь остаться здесь. Потом приедет папа, и мы всё решим. Не бойся. Ты домой больше не вернешься.

Глава 61

— И как я буду жить? — полушепотом спросила Марисобель, а ее глаза расширились от ужаса. — Одна? Всю жизнь одна? Опозоренная в глазах общества… Чтобы надо мной все насмехались…

— О, поверь, обществу будет что обсудить! Там без скандалов, как без пряников! — улыбнулась я. — Зато это свобода. Ты сможешь любить того, кого захочешь. Быть той, которой ты хочешь быть!

— Ты врешь! — закричала сестра, вскочив с кресла. — Ты врешь! Лавочка отца не приносит денег! Ты просто не хочешь подписать эти бумаги! Просто не хочешь поставить свою подпись! Тебе плевать на меня! На то, что со мной будет! Тебе плевать, какой позор меня ждет! Какие ужасы мне придется пережить! Ты… Ты такая же, как мать!

И вдруг я увидела — её рука скользнула в карман и вынула нож.

Тот самый. Мой. Потерянный.

Маленький, с тонким лезвием, похожим на шип. Тот самый, что я носила в платье.

Тот, что я потеряла.

— Прости, — прошептала сестра, а ее глаза наполнились слезами.

И вонзила его в меня — не в сердце, не в горло, а в бок.

Быстро. Чётко. Как будто тренировалась.

Я упала не от боли, а от шока, от предательства. От того, что сестра, которую я качала на руках, теперь смотрит на меня с холодом.

— Почему? — прошептала я, еще не до конца осознав, что только что случилось.

— Потому что, — сказала она, и голос её стал другим. Она с ужасом смотрела на меня, но при этом сжимала нож еще крепче, словно сейчас он был ее единственной опорой, — ты борешься за свое счастье. А я — за свое. Каждая борется за себя. И это мой шанс. Мой единственный шанс… Я не хочу быть опороченной. Я не хочу, чтобы мой ребёнок был внебрачным. Я не хочу ставить на себе крест. Я сделаю всё, чтобы выбраться. Всё.

Она выдернула нож.

Посмотрела на кровь.

Вытерла лезвие о платье.

— Мать сказала, — прошептала Марисобель, растирая рукой слезы. — Если не получится — убей её.

Она ушла.

Тихо.

Как призрак.

А я осталась лежать у камина.

С раной в боку.

С кровью на платье.

С одной мыслью, что резала сильнее, чем сталь:

«Она была посланницей.

Но она поверила в свою миссию».

Глава 62

Дверь открылась.

Я лежала на полу.

Камин догорал.

Свет мерцал, как сердце перед остановкой.

И в этот момент в комнату вошёл Сильвестр.

Его лицо, обычно спокойное и невозмутимое, выражало крайнее удивление и шок. Он замер не как дворецкий, привыкший к любым неожиданностям, а как человек, который вдруг увидел нечто совершенно невозможное. Его глаза, обычно холодные и безразличные, расширились от ужаса.

— О боги... — выдохнул он, его голос был хриплым, как будто он не мог поверить в то, что видит. Затем он закричал не своим голосом, словно на мгновенье потеряв контроль над собой:

— Хозяин! Срочно врача! Кто-нибудь — бегом к лекарю! Ты! — Сильвестр указал на одну из служанок, прибежавших на шум. — За зельем! Быстро!

Но я слышала его как будто сквозь воду. Голоса звучали где-то далеко, как будто они доносились из другого мира. А боль — она была здесь, в моём боку, в груди, в каждой клетке моего тела. Я чувствовала, как она медленно, но верно пожирает меня изнутри. Каждая клетка знала: ты умираешь.

И тут я услышала его шаги.

Тяжёлые.

Быстрые.

Как будто кто-то бежал всю жизнь, чтобы не опоздать сейчас.

Анталь.

Он вошёл. Без маски, без перчаток. Его лицо было открытым, как будто новость застала его врасплох. В одной руке он держал трость, которую бросил у двери.

В то же мгновенье генерал увидел кровь, которую я сдерживала рукой, чтобы немного продлить себе жизнь.

И в его глазах не было ужаса. Там было нечто большее — разрушение. Как будто весь его мир, всё, что он строил, всё, во что верил, рухнуло в одно мгновение. Его лицо исказилось, словно он испытывал невыносимую боль, но он не отвёл взгляда. Анталь склонился надо мной, его пальцы дрогнули, когда он опомнился, что сейчас без перчаток.

— Джолин… — прошептал генерал.

Его голос был хриплым, словно он не говорил уже давно.

— Не закрывай глаза. Смотри на меня. Смотри на