Асины журавли - Елена Чумакова

В порту, едва протолкавшись сквозь толпу, они взошли на палубу американского миноносца. Узкий длинный корабль не был приспособлен к перевозке пассажиров, коих набилось на палубе слишком много. Ася помнила, как тяжело переносит морскую болезнь, поэтому боялась спускаться в трюм. Однако пришлось – ноябрь это не август. Белозёров и так простужен, ему нельзя оставаться на палубе.

К вечеру ротмистру стало хуже, начался жар. Ася нашла и привела судового врача. Тем временем ее друг впал в беспамятство. Осмотрев больного, врач вынес ужасный вердикт – тиф. Чтобы изолировать заразного больного, освободили один из матросских кубриков. Несмотря на предостережение врача, Ася вызвалась ухаживать за другом.

– Я все равно уже была с ним рядом. Ну, заболею, так что ж, на все воля Божия.

На четвертый день плавания ротмистр Белозёров скончался. По морскому обычаю его тело завернули в простыню, обвязали веревкой, привязали к ногам груз и спустили в море. Ася при этом не присутствовала, поскольку сама лежала в тифозном бреду. Больных на корабле с каждым днем становилось все больше. Запас лекарств на борту миноносца быстро закончился, лечить больных было нечем, да и некому, судовой врач тоже слег в горячке. Каждый день в море сбрасывали новые трупы. Ко всем бедам присоединился сильный шторм, в который попала эскадра. Один из миноносцев затонул со всеми пассажирами. Асю в полубессознательном состоянии швыряло по каюте, и ей хотелось одного – скорее умереть.

Корабли несколько дней дрейфовали в открытом море. Ни одна западная держава не давала согласия принять многотысячную вооруженную русскую армию. Наконец, после двухнедельного плавания, Турция выделила место для стоянки и карантина на рейде Мода, находящемся между Константинополем и Принцевыми островами. После карантина русскую армию первым делом разоружили, оставив офицерам только личное оружие. Затем военным разрешили высадиться на полуострове Галлиполи, недалеко от Константинополя.

– Турция… Хоть бы уж какая-то другая страна, – шептала Ася, со страхом глядя с борта миноносца на чужой берег.

Турок она боялась смолоду. А дело в том, что во времена ее гастролей с цирком по южным провинциям одну из артисток кордебалета украл богатый турок и увез в свой гарем безвозвратно. В те времена такие случаи не были редкостью. И вот теперь ей, беззащитной женщине, предстоит жить среди этих страшных мужчин.

Галлиполи… Полуостров полностью оправдывал русское звучание своего названия – голое поле. Безлесное холмистое пространство, продуваемое всеми ветрами, бесприютное и унылое. Никаких строений. Непонятно было, как здесь выживать. Негде укрыться от пронизывающего морского ветра бора. Его завывание вызывало у Аси нудную головную боль.

Союзники выделили для русских беженцев армейские палатки, и вскоре на берегу вырос обширный военный городок, с плацем для построений, общей палаткой-столовой и полковым лазаретом. Только поддержанием хотя бы видимости армейского порядка и дисциплины можно было уберечь многотысячную толпу потерявших родину людей от отчаяния.

Асе нашлось место в одной из палаток, населенной женщинами и детьми. О бытовых удобствах не было и речи. Да и продуктами Белая армия снабжалась скудно. Ася после болезни нуждалась в хорошем питании, но где его взять? Еще на корабле ей пришлось остричь роскошные вьющиеся волосы, так как после тифа они выпадали прядями. Все ее шляпки, упакованные в шляпные картонки, так и остались в ялтинском отеле, и Ася повязывала лысую голову платком, радуясь, что под рукой нет ни одного зеркала, и ей не приходится себя видеть.

Такой ее и разыскал Максим Игнатьевич Соколовский, только что получивший за организацию эвакуации ялтинского гарнизона звание генерала. Он вместе со штабом покинул Ялту на последнем корабле, когда Красная армия уже занимала предместье города. Во время плавания Соколовский получал известия о свирепствующей на нескольких кораблях эскадры эпидемии тифа и очень беспокоился о судьбе женщины своей мечты.

Еще в юнкерские годы он в числе поклонников знаменитой певицы, если посчастливится достать билет, толкался на галерке, караулил выход звезды из подъезда театра, был в восторге, если удавалось бросить букетик фиалок к ее ногам. Встретив Бартошевскую в Ялте, Соколовский был поражен тем, что она оказалась обычной земной женщиной со своими слабостями, капризами, кокетством и страхами. И она так нуждалась в защите, в сильном мужчине рядом! Несмотря на невысокий рост, Максим Игнатьевич обладал недюжинной силой характера. Раз решив, что эта женщина может, а значит, будет принадлежать ему, отступать не собирался.

Сердце Соколовского сжалось, когда он увидел звезду в таком жалком, полубольном состоянии, и новоиспеченный генерал немедленно взялся устраивать ее лечение, усиленное питание, быт. Ася принимала его заботу с благодарностью. После смерти друга Белозёрова она страдала от одиночества. Не осталось никого, с кем можно было бы поговорить по душам, кому можно было бы поплакаться в жилеточку. Только Николай Ильич мог высмеять ее страхи, поделиться своим неунывающим, всепобеждающим оптимизмом, озорными проделками поднять настроение и внушить уверенность, что все будет хорошо. Генерал Соколовский не отличался веселым нравом, но от него так и веяло уверенностью и силой. В его присутствии Асины страхи расползались по темным углам, затихали там, и она снова оживала.

Ася, как все женщины лагеря, готовила еду в общей столовой, стирала белье, ухаживала за больными в лазарете, не гнушалась и ловко справлялась с любой женской работой, но своей в женском сообществе так и не стала. Остальные дамы относились к «этой певичке» из крестьянского сословия настороженно. Да Ася и не искала их общества. После лет, проведенных в монастыре и в цирке, она не верила в искренность женской дружбы, ее друзьями всегда были мужчины.

Прошла беспросветная, безнадежная холодная зима. С приходом весны стало немного легче. Ася оправилась от болезни. В солнечный мартовский день во время прогулки по берегу под шорох волн между ней и Максимом Игнатьевичем состоялось объяснение. Он признался в своих чувствах и предложил Асе стать его женой. Для нее объяснение не было ни открытием, ни неожиданностью. Конечно, она давно осознала свою власть над отважным генералом. И, надо сказать, ей это льстило! Но давать положительный ответ она не спешила.

– Я… опасаюсь выходить замуж. Нет, не за себя опасаюсь, а за вас, друг мой. И жених, и оба мужа, и дружочек ротмистр погибли. Я думаю, что это злой рок. Вы единственный близкий мне человек, не хочу рисковать еще и вашей жизнью, – объясняла она Соколовскому свои сомнения.

– Я не верю ни в какой злой рок и уж тем более его не боюсь. И я прошу