Кто такая Марта - Екатерина Началова

Больше он ничего не сказал, но мыться стало сложнее в несколько раз. Там, в этих словах таился двойной смысл.

«Я у двери».

Я чувствовала присутствие Сокура, будто барьера не было. И кровь все разгонялась, особенно когда я думала о том, что может ожидать его взгляд, если он увидит, как он может смотреть, что может делать… Капли воды стекали по коже. Я топила фантазии, как можно глубже, а они нахально всплывали и топили уже меня.

Потом я долго сушила волосы полотенцем. Выходить из купальни было страшно, пришлось призвать всю смелость, чтобы выйти. Сокур так и стоял, подпирая плечом стену. Я не видела его лица в темноте коридора.

— С возвращением, розовое облако, — он оценил платье. Но обычной усмешки в голосе я не слышала. С места Сокур тоже не сдвинулся.

— Пропусти…

— Да, конечно… Пропус-скаю…

Он отодвинулся, но, как только я шагнула на его место, тут же надвинулся на меня, запирая собой в узком темном пятачке. Одна рука, чтобы не ушла, вторая, чтобы не вернулась, и плечи — чтобы не обошла.

— Что ты делаешь? — Я почему-то заговорила шепотом.

— Ничего. — Он ответил так же тихо. — Стою.

— Отойди.

— Не могу.

— Можешь.

— Нет.

Диалог был глупым, даже глупейшим, но казался важным, потому что там, под диалогом был другой смысл. Может быть в том, чтобы говорить тут, в темноте, совсем близко друг к другу, и не важно, о чем. Стоя в темном коридоре, мы шептали как будто лишились голосов. Сокур не припирал меня к стене, но его грудь была так близко, что как будто бы прижимала, и я не двигалась, не могла.

— Я надеялся.

— На что?

— Не знаю… На что-то. Ты думала?

— О чем?

— Открыть дверь.

— Нет, — соврала.

— Скажи правду.

— Нет!

— Я бы вошел с закрытыми глазами.

— Не верю…

— Честно. Мне опасно смотреть на тебя. Начинаю гореть…

— Сок…

— С закрытыми глазами взял бы твою руку…

Нащупав мою руку, Сокур подтянул ее к себе, опустил на свою щеку, потерся об пальцы. Я затаила дыхание, не шевелясь. У Змея оказалась совсем гладкая щека, очень нежная. Часть меня хотела бы отдернуть руку, но я не могла, а может не хотела. Сокур накрывал ее своей ладонью.

— …взял и поцеловал бы ее. Руку ведь можно?

Ответить я не успела, как и подумать, потому что Сокур поцеловал. Горячо и страстно, в середину ладони, затем коснулся губами подушечек ладони, каждого пальца со внутренней части кисти и каждой фаланги пальца. Дыхание на коже было горячим, его губы были еще горячее. Мужчины раньше целовали мне руку, но лишь тыльную сторону, и совсем не так, как делал сейчас Сокур. В его исполнении поцелуи рук выходили не совсем приличными.

…совсем неприличными, завораживающими, чарующими. Я не могла пошевелиться, ощущая как обжигающие ожоги от мужских губ горячими пульсирующими стрелами расходятся по руке и далеко за нее, коварно дотягиваясь до закрытых платьем точек.

Я бы не разрешила, если бы знала… Но было поздно. Из открытой двери купальни шел влажный прохладный воздух, оседая на все еще влажных волосах.

— А запястье? Оно ведь почти рука. Можно?

Он зачем-то спрашивал, но моего ответа не дожидался. Пальцы скользнули ниже, губы горячо прижались к запястью. Оно вдруг оказалось таким чувствительным, что я ахнула и попыталась отдернуть руку. Но Сокур меня не отпустил, просто вернул руку к себе на щеку и снова потерся о пальцы.

— Пока стоял за дверью, — он шептал мне куда-то в запястье, — представлял, как зайду и…

Теперь он прижался ко мне грудью, и ниже, зажал бедрами, припирая к стене совсем настойчиво, нахально, на грани наглости, а на самом деле — уже за гранью. Недопустимо для высокородной, категорически недопустимо для леди, а еще больше — страшно для меня самой. Развеивая очарование, внутри кольнуло негодование с примесью обиды. Он принимает меня… За кого? Я возмущенно затолкалась, отталкивая парня.

— Хватит! Остановись! Стоп! Отпусти немедленно!

Сокур замер. Я толкала его, пока он не убрал руки и не выпустил меня.

— Если у тебя, у вас, — тяжело дыша, я взяла официальный тон, — серьезные намерения, тебе… вам следует обсудить их с моим отцом! Если он одобрит…

— Марта… Это невозможно.

— Через десять лет!

— Марта…

— Других вариантов нет!

Зацелованная им рука дрожала. Подхватив подол, я поспешно удалилась в комнату.

Глава 28. Недостойнейший

— Марта. Давай поговорим. Марта…

Стою около ее двери, прислонившись лбом к деревяшке и повторяю одно и то же на разные лады. Сам себе напоминаю выученную бесполезным фразам птицу, которой очень хочется надавать по голове. Не заметил, как увлекся: не то слово, не то действие, и спугнул. Придурок.

— Пожалуйста, выйди. Я больше не буду, — снова попытался, подавляя смятение. Морщусь, отчетливо чувствуя, как повторение одного и того же становится всё более безнадежным.

Слышу шорох за дверью. Секундная надежда, но ничего не происходит, гробовая тишина. Мне становится до жути грустно. Замолкаю и резко отхожу от двери.

А если высадить ее? Не люблю вести себя как твердолобый мужлан, но могу попробовать. Возможно, мне стоит вести себя решительнее, а не униженно просить прощения перед дверью как какой-то рохля.

С минуту оцениваю крепость преграды. Цельное дерево в три пальца, засов изнутри. Прекрас-сный вариант для того, кто мечтает вспотеть, перепугать девушку и доказать свою мужественность, демонстративно выбив плечо или колено.

Ф-фу, не моё. Лучше уж в окно пролезть…

— Я не хотел тебя напугать, — примирительно произношу, снова наклоняясь ближе к щели между дверью и косяком. Даже не знаю, слышит ли Марта, слушает ли.

— Знаешь, — продолжаю, уговаривая себя говорить, словно это действительно может что-то изменить, — я просто… Ты мне очень нравишься. Возможно, я не показал это, как следовало. Дурак, да?

Вопрос риторический, и так знаю ответ.

Замираю, готовый в любой момент отскочить, если Марта вдруг решит выскочить из комнаты и наброситься на меня. О, я мечтаю,