Это (не) измена - Галина Милоградская

— Думала, ты сегодня будешь отмечать успех с отцом и Филом.

Кстати, это правда странно. Обычно они собираются как минимум с братом, а тут домой приехал.

— Решил провести вечер с семьёй. Эй, медведь, хватит мучить еду. Не хочешь — не ешь.

— Можно? — вспыхнул надеждой. Его детская непосредственность вызывает улыбку.

— Сегодня можно, — отвечаю за Платона. — Только если на завтрак всё обязательно съешь.

— Спасибо! — Яшка срывается с места, из детской тащит большую машинку. — Па, ты обещал поиграть.

Вот что причиняет настоящую боль и будет причинять ещё очень долго — необходимость разбить семью. Если не считать командировок, Платон каждый вечер дома, всегда находит на Яшку время, а тот и крохам рад. Я, конечно, тоже хороша: погрузилась в карьеру, сплавила ребёнка на няню… Так многое ли изменится, когда мы разведёмся? Платон так же будет видеть сына, только чуть реже. А я… о Егоре в последнее время думаю больше, чем о ребёнке. Но даже ради него не откажусь от счастья и личной жизни. Когда вырастит, Яшка явно спасибо за это не скажет. Смотрю, как они с Платоном ползают по полу, играя в машинки, и сердце в очередной раз вскрывается тонким скальпелем. Ничего, мы со всем справимся, обязательно. Всё надо делать постепенно, сперва разговор с Платоном, затем с адвокатом, а потом уже долгий и обстоятельный с Яшей.

Пока они возятся, бесцельно скроллю ленту Нельзяграмма, давно не заглядывала. Смотрю на знакомых, их вылизанные, постановочные фото. У нас всегда другие были — искренние. В моём аккаунте их не так много, если с другими сравнивать, но везде кусочки счастья. Хотя нет, теперь уже просто осколки. Обязательно заполню пустоту новыми впечатлениями, пока же, повинуясь порыву, включаю запись видео и снимаю Платона с Яшкой. Всё-таки с этим мужчиной я пережила много прекрасных моментов, и вычёркивать из жизни окончательно не буду.

Укладываем сына спать вместе — Платон сам предложил. Когда-то это нашим ритуалом было, пока Яшка не подрос и не заявил, что его не надо как маленького укачивать. Сейчас сидим по обе стороны от него, он сонно моргает и слушает, как тихо читает Платон. Наши взгляды впервые за вечер встречаются надолго. Ощущение, что это последний такой вечер, пробивает током. Скоро всё закончится, мы уже чужие люди, связанные ребёнком.

— Я соберу вещи и перееду в гостиницу, — говорит Платон, когда выходим из детской. Недоверчиво на него смотрю: что переменилось? Неужели всё будет так просто?

— Хорошо, — отвечаю заторможенно. Сама это сказать хотела, опередил, тогда почему на душе кошки скребутся?

— Ядвиг, — он потерянно улыбается, — мы же оба хороши. Неужели нет возможности попытаться всё вернуть, а? Ради Яшки хотя бы.

— Как ты себе это представляешь? — устало качаю головой. — У мамы любовник, у папы вообще скоро новый ребёнок будет, а Яшку мы под стеклянным колпаком закроем? Нет, Платон, нет никакого смысла стараться.

Наливаю вина, опираюсь о кухонный остров. Какое-то дежавю, но больше между нами нет напряжения. Впервые за всё это время мы просто спокойно обсуждаем будущее, не пытаясь перейти на повышенные. Платон тоже берёт бокал, налив, становится рядом, почти касаясь бедром бедра. Его близость не напрягает, но и не вызывает ничего.

— Представляю, как отец отреагирует, — хмыкает.

— Это не наши проблемы, — возвращаю насмешку. Надо же, умеем ведь как взрослые люди разговаривать.

— Странно, правда? Как легко можно всё разрушить.

Можно сказать, что это он всё разрушил, но ругаться не хочется. Он и так всё прекрасно понимает.

— Странно, — соглашаюсь.

У этого вечера какое-то особенное очарование — когда буря пронеслась над головой, разрушила дом, унесла крышу, а над головой вдруг ясное небо и вера в то, что всё наладится.

— Я вас видел, — внезапно говорит Платон, низко опустив голову. — Сегодня, в твоём офисе.

Так вот в чём причина! На своей шкуре прочувствовал, значит. Я уже давно насладилась плодами мести, злорадства нет. Неловко, конечно, что так получилось. Но мы с Егором тоже хороши: вообще ни о чём не думали. Отлично помню собственные эмоции, когда мужа за изменой застала. Молчу. А что тут добавить?

— Скажи, только честно, как давно это у вас?

— Имеешь в виду: изменяла ли я тебе до того, как узнала о тебе? — вопрос ожидаемый, но всё равно неприятный. Платон, наверное, много об этом думал, когда искал себе оправдания. Сухо усмехаюсь, качаю головой.

— Ничего не было и никогда бы не началось, если бы не ты.

Говорят, в измене всегда виноваты двое, но Платон не завёл любовницу, а просто гулял, как мартовский кот, потому что хочет и может.

— Это был твой выбор, не мой. Думаешь, я мечтала о разводе? О новом мужчине? Нет. Мне всегда хватало того, что имею, и с тобой я была счастлива.

Произносить это физически тяжело. Я будто гвозди в крышку гроба нашего брака забиваю, вот только тот на самом деле давно умер.

— Я должен тебя отпустить, — тихо, глядя в глаза, — но как? Знаю, расслабился. Думал, что ты всегда будешь рядом, никуда не денешься. Не думал о тебе, точнее, перестал. Но, малыш… теперь это не так.

Он берёт за руку, подносит пальцы к губам. Смотрит проникновенно и слишком искренне, чтобы сердце дрогнуло. Сколько бы ни уверяла себя, Платон всё ещё не стал чужим, хотя уже и не родной.

— Раньше надо было это говорить, — мягко освобождаю руку.

— Ты любишь его, да?

— Нет, Платон. Я больше не люблю тебя.

Как давно жизнь покатилась по инерции? Я ведь долго закрывала глаза, подозревая Платона. Просто было удобно, не хотелось ничего менять, так что во многом сама хороша. Надо было раньше заканчивать, а мы продолжали друг друга обманывать.

— Спасибо тебе, — кладу ладонь на щёку. — За всё.

— Иди спать, — выдыхает и отворачивается. — Я приду позже.

Платон съезжает на следующий день. Яшке пока сказали, что в командировку, договорились объяснить всё вдвоём, когда уладим всё с разводом и разделом имущества. Делить есть что, к адвокату еду с папкой документов, выхожу — голова кругом. Прошло несколько дней, с Платоном не виделись, с Егором пока