Скальпель для шейха - Катерина Снежная

себе что-то значат. Всё зависит от хозяина числа. Короче, от того, кто считал их. Числовая статистика говорит, что выжить в опасные моменты можно, если у человека есть причины и мотивация. Слова, слова, слова — сказанные самому себе или кем-то другим…

Не сила воли и не кукушка, а дух человеческий решает, сколько ему жить.

Когда поняли, что нас кто-то запер, а мы не можем выбраться, Марс принял единственное верное решение. Он слил наполовину воду в бассейне, заново набирая холодную.

Мы сидели под водой, не позволяя мозгам и телам перегреваться. Выныривали за очередным глотком воздуха и назад. Это увеличивало шансы на выживание. Выгадывало время.

И была мотивация. Потому что кто бы что ни говорил про романтику, а истина всегда дороже.

Что первичнее: слова или числа? Что за чем стоит в последовательности? Курица или яйцо?

Как врач, я знаю, что в корне всегда стоят слова. Из слов рождаются числовые реалии. И когда мы вынырнули в очередной раз в раскалённый, сухой и наэлектризованный вакуум, жёстко обжигаясь от испарений с воды, удушающих лёгкие, он обнял меня. Притянул. Поцеловал быстро нагревающимися губами.

— Выйдешь за меня?

— Нет, — н-да, все мои мысли о выживании и не очень оптимистичные. — Мы тут умрём.

Он улыбнулся, даже оскалился, поливая нас водой.

— Мы останемся в живых!

Его уверенность казалась утешающей и спасительной. Можно ли принимать решения в критической ситуации, когда ценности, обычные жизненные ценности, исчезают? Ведь они не даются нам от природы — мы сами их устанавливаем, как задачи, которые нужно достичь. А вдруг мы не спасёмся? Не выживем?

Умрём здесь.

— Вера, смотри на меня, — его холодные ладони обхватили моё лицо.

Взгляд врезался в душу.

— Мы спасёмся! Разреши себе быть! Разреши!

Я не понимаю, о чём он, но верю ему.

Быть.

Что значит быть?

Я уже есть, и значит, у меня уже есть право быть.

Даже в этой страшной ситуации, в этот момент полной неопределенности.

Я пытаюсь кивнуть, и он отпускает меня. Мы снова ныряем под воду и охлаждаемся. Чем глубже, тем прохладнее. Приходится давить на воду, выталкивающую обратно. Приходится бороться с физикой пространства.

Простое действие — удержаться как можно глубже — доказывает без всяких чисел и теорем: каждый из нас становится тем, кем он является на самом деле.

Не рыбка, не камень, не что-то еще... И пока я сопротивляюсь, решая, что хочу жить — я подчиняю себе небытье.

Что самое интересное во всем этом? Тревога и опасность уничтожают время, делают невозможным будущее. Важно в такие моменты сохранить связь с будущим, продолжая выживать. Я думаю о словах Марса. Я не выйду за него и не рожу трех детей. Нет. Силой заставляю себя не представлять образы будущего.

Он и я. Он, я и наши дети. Жизнь в красках.

Да, я не из его мира. Но я человек, имею право быть тем, кем хочу, и той, что я являюсь. Раз он зовет меня замуж, значит, я достойна предлагаемого места. Места в мире рядом с ним.

Марс выскочил из воды весьма стремительно. Настолько, что я, погруженная в свои медитации за сохранением связей между прошлым и будущим, не понимаю, зачем.

Он схлестывается в ударе кулаком по лицу с Галибом. Тот не может его схватить. На Марсе одни плавки. Он еще скользкий. И он бьет со всей силы, наносит удары, не жалея рук.

Первый удар Галиб пропустил. Зато второй и третий нет. Он бьет в ответ. И они лупят друг друга по-настоящему. На смерть. Я успеваю выбраться из воды и бегу на выход.

Я разыскивала Алекса.

Нужна помощь.

Нахожу его на кухне.

Испытываю искренний шок.

Не особо раздумывая, хватаю за одежду и роняю его на пол. Алекс такой же огромный, как и Марс, потому развернуть удается с трудом. Мысленно ловлю себя на том, что гадаю. Сколько-сколько времени прошло с момента утопления?

Важно, чтобы порог не превышал двадцати пяти минут. Здесь чем меньше, тем больше шансов.

По всем признакам у него активная вторая фаза. Он весь синий. Сознание у него утрачено, но он, к счастью, все еще дышит и пульс есть. Я ничего не понимаю.

Галиб его топил? Если да, то как смог? Алекс тяжелее и сильнее. К тому же у рта нет пенистой жидкости розового цвета. Я знаю признаки, потому что в родне много медиков и биологов. Заглядываю ему в зрачки, они вялые. Необходимо усилить кровоток к сердцу и освободить дыхательные пути от воды.

С огромным усилием я переворачиваю его на живот. Вытекает вода. Затем обратно. После этого начинаю делать искусственное дыхание «рот в рот». Он начинает кашлять и выхаркивает воду, но до конца в сознание не приходит. Более того, пульс его продолжает слабеть.

— Алекс, ты меня слышишь? — я трясу его и не понимаю, что происходит.

Он же должен был прийти в сознание? Он может дышать, и сердечный ритм должен восстановиться. Нащупываю у него в кармане телефон и вызываю скорую.

Неожиданно его начинает тошнить. Буквально выворачивает так мощно, что он рискует захлебнуться второй раз. Мои руки трясутся с силой, телефон выскальзывает. Бросая все, переворачиваю его на живот.

Алекса рвет и сильно.

Ко мне поднимается Марс. На его лице и руках кровь. Он выглядит потрёпанным, не в себе, но сосредоточенным и собранным.

— Алекс?

— Я не знаю, что с ним, — признаюсь я, пока он щупает пульс. — Он его топил. Но еще что-то.

— Он дал ему наркотик, — рычит Марс.

— Я вызвала скорую.

— Неси аптечку и одеяло, — велит он. — Я вызову вертолет.

Я понимаю, что стою голая. Все поменялось так стремительно, и, пока неопределенность давит на меня, не задаю лишних вопросов. Не до них. В голове никак не укладывается происходящее.

Спустя пять минут, завернув Алекса в одеяло, мы остались не при делах.

— Что с Галибом?

— Ничего, — Марс хмурится.

— Ты что, убил его?

Он мотнул неясно головой, и я не поняла, что чувствую. Какая-то часть хотела именно этого. Вызвать полицию. Сейчас в домике в горах, где скорая помощь не проедет, как в городе, условности и цивилизованность уступили место злости.

— Давай оденемся, и я все тебе расскажу, — сказал он, вставая с корточек.

Мне хочется спуститься в баню и посмотреть, что с Галибом.

— Почему мы не вызываем полицию?

Он поднимает на меня глаза и говорит спокойным голосом:

— Потому что это семья, Вера. И мы не дома! Алекс скажет, что у него случилась передозировка, но