Моя идеальная ошибка - Оливия Хейл

— Похоже, у тебя нет проблем с ясным выражением мыслей, когда ты злишься.

Мои брови поднимаются.

— Это тебя сейчас волнует?

Алек скрещивает руки на груди.

— На этом проще сосредоточиться, чем на комментариях о том, что я плохой отец.

— Я такого не говорила.

— Нет, — бросает он сквозь зубы. — Говорила. Слушай, я и так знаю, что недостаточно хорош. Что не могу быть везде, делать все и угождать всем. Это не такое уж откровение, как тебе кажется.

— Я не это имела в виду, — качаю головой, подбирая слова. Как объяснить? — Им нужно твое присутствие. В том числе эмоционально. Уилле важно чувствовать, что ты ее...

— Ты живешь с нами чуть больше месяца, — резко обрывает он. Лицо напряжено, голос жесткий. — А я знаю их всю их жизнь.

— Именно поэтому она не любит нянь! — не сдерживаюсь я. — Потому что думает, что мы отнимаем тебя у нее.

— Это абсурд.

— Детская логика, — парирую. — А у тебя дети, значит, их логика имеет значение.

Он молча смотрит. Я делаю то же самое, и воздух между нами сгущается. Не знаю, что добавить. И, кажется, он тоже.

Но вдруг взгляд Алека смягчается, и в нем читается уже не злость, а усталость.

— Кажется, мне вечно его не хватает, — говорит он.

— Не хватает чего?

— Чувства вины, — он проводит ладонью по лицу, и голос становится сухим. — Я не могу сейчас это обсуждать. Не когда...

Дверь со скрипом приоткрывается. Легкий топот маленьких ног по коридору, и мы оборачиваемся на Сэма, появившегося на пороге кухни. На нем пижама с супергероями.

Он щурится от света.

— Пап?

Лицо Алека мгновенно становится каменным, таким, каким я привыкла его видеть.

— Я здесь, — говорит он, подхватывая сына. — Что случилось?

Сэм бессильно роняет голову ему на плечо, как умеют только дети.

— Можно сегодня я посплю в твоей кровати?

— Можно. Пошли.

Они уходят по коридору без лишних слов. Не уверена, что Сэм вообще меня заметил, а Алек и вовсе не оборачивается.

Проходит много времени, прежде чем мое сердце успокаивается.

20. Изабель

Обычно тренировки меня спасают. Заставляют тело двигаться так, что ум замолкает, а склонность к самокопанию отступает. Но сегодня не срабатывает.

Я лежу на спине и делаю мостик, уставившись в потолочные светильники. Домашний спортзал Алека...

«Впечатляюще» — это слабо сказано

Каждый тренажер изготовлен по последнему слову техники. Подбор весов безупречен. Кондиционеры и вовсе выше всяких похвал.

Надо было заглянуть сюда раньше.

Физиотерапевт, тот самый, которого Алек настоял нанять, расписал программу реабилитации, чтобы укрепить мышцы вокруг тазобедренного сустава. Никаких резких движений. Никакого балета.

Пять-шесть месяцев.

Не сюрприз. Я знала об этом уже недели, месяцы, так что услышать вердикт вслух на этот раз не было так больно, потому что то, чего я боялась лишиться, уже случилось.

Мне не хватает запаха сосновой канифоли и пыльных танцевальных залов. Не хватает аплодисментов и оркестра. Слаженных движений на сцене, подобных потоку воды: то плавных, то стремительных. Не хватает адреналина после выступления, когда все танцовщики валятся в гримерки, запыхавшиеся, опьяненные еще одним прожитым вечером.

Не хватает ощущения, что я хороша в своем деле.

Мне не хватает кайфа от выжимания из себя большего.

Пять-шесть месяцев. Может, я еще смогу вернуться. Не в Нью-Йоркскую Академию Балета. Мечтать об этом теперь слишком опасно. Но в другую труппу. Может... надежда еще есть. Слабая, тоненькая ниточка, но она есть. Я не смогу танцевать вечно. И, судя по вчерашнему, возможно, мне осталось недолго.

Уснуть было трудно. Я прокручивала в голосе собственные слова и слышала, как резко они звучат, и все же... большая часть меня не жалела о них. Я понимаю, что он в сложном положении. Что компания для него важна. Но это не значит, что Алек не может чаще прислушиваться к чувствам детей.

И, если честно, с тем богатством, что есть у Алека и Конни... он мог бы не работать. Я понимаю его стремление, но это не необходимость. И дети скоро это осознают.

Не припомню, чтобы кто-то в последний раз говорил с ним начистоту. Сказал что-то, кроме лести, или посягнул на тщательно выстроенные стены, которыми он окружил жизнь.

Мелькает тягостное подозрение, что Алек такого не потерпит.

Я перекатываюсь на бок и начинаю подъемы ног с эспандером. Движение знакомо, как дыхание. У меня был преподаватель, который заставлял нас делать их до изнеможения, пока мышцы не начинали дрожать. Первый, кто останавливался, всегда получал наказание.

Его, мягко говоря, не особо любили.

Если бы я учила других... как бы это делала? Потому что Алек был прав. Осваивать навык не всегда весело, но не ради веселья мы это делаем. Если гнаться только за быстрыми всплесками дофамина, ничего стоящего не достигнешь. Но где-то же должен быть баланс.

Дверь спортзала открывается.

Я вздрагиваю, опуская ногу. Это Алек.

На нем спортивные шорты и футболка. Через плечо перекинуто полотенце, а в левом ухе виднеется наушник. Столько в нем того, чего я раньше не замечала: крепкие предплечья, мощные бицепсы, длинные ноги с рельефными икрами.

Его лицо напрягается при виде меня. Алек вынимает наушник.

— Привет.

Я сажусь.

— Привет.

— Можно присоединиться?

— Да, конечно. Это же твой спортзал, — говорю я.

Он кивает. Похоже, собирается что-то добавить, но вместо этого направляется к беговой дорожке. Включает ее. Теперь Алек прямо прямо передо мной, и я не знаю, куда деть руки или ноги. Пытаюсь снова лечь и сосредоточиться на упражнении, но мысли только о том, что Алек здесь.

Он начинает ускоряться.

Технически у меня еще несколько повторов и три упражнения, но никакого спокойствия от тренировки не осталось. Я хватаю бутылку с водой и делаю долгий глоток.

Кожа на руках и ногах будто покалывает. Он смотрит на меня? Не решаюсь проверить.

— Ты записала вчерашнее выступление Уиллы, — говорит он.

Киваю, но все же поднимаю на него взгляд.

— Да. Сегодня пришлю.

Он действительно смотрит.

— Я опоздал из-за пробок.

— Да. Я понимаю, — киваю я.

— Но это не оправдание. Это Нью-Йорк. Пробки здесь всегда, и мне стоило это учесть.

Глаза у меня округляются.

— Ну да... точно.

— То, что ты сказала про Уиллу и то, что она ищет моего... одобрения. Ты действительно так думаешь?

Киваю снова.

— Боже, конечно. Она тебя обожает. Буквально боготворит.

Алек выглядит так, будто не знает, что с этим делать. Но не отводит взгляд, и в собранности появляется маленькая трещина.

— Тебе не нужно кардинально меняться, — говорю я. —