Моя идеальная ошибка - Оливия Хейл

Ты прекрасный отец. Но... может, просто больше таких моментов. Поиграй с ней на пианино. Позволь посмотреть, как играешь ты. Съездите в Диснейленд, скажи, что гордишься ими, что любишь их. Несколько таких вещей, и они будут на седьмом небе от счастья. У тебя замечательные дети.

Он смотрит в окно на просыпающийся город.

— Да. Это точно.

Я прочищаю горло.

— Но, может, мне стоит извиниться за вчерашнее? Я знаю, что не имела права. Не хотела сказать, что ты плохой отец. Ты не плохой.

Раздается сигнал, и он выключает дорожку.

— Никогда не извиняйся.

— Никогда?

Алек подходит к краю моего коврика и протягивает руку. Я беру ее, позволяя поднять себя.

Но он не отпускает, когда наконец встаю.

— Никогда, — повторяет он. — Мне понравилось, как ты высказала свое мнение.

— Любишь, когда сотрудники так делают?

Его ладонь теплая.

В уголке его губ играет улыбка, и Алек слегка запрокидывает мою голову.

— Если их мнение полезно.

— Могу перестать.

— Я этого не хочу. Никто годами так со мной не спорил. Говори, что думаешь. Ругай, если ошибаюсь. Я выдержу, — говорит Алек. — Для меня ты равная.

— Я няня твоих детей и твоя сотрудница, — отвечаю я. — О равенстве и речи идти не может.

— К черту. Это просто работа. Она имеет вес во внешнем мире, — он кивает на дверь спортзала. — Но здесь, между нами, не имеет значения. Особенно если мы собираемся...

— Если собираемся... — тихо повторяю я. — Ты имеешь в виду...?

— Да, именно это. Мне нужно, чтобы ты говорила свободно, если мы будем спать вместе. Когда будем спать вместе.

Эти слова, сказанные при ярком свете дня, с Нью-Йорком за окном и лампами над головой... заставляют меня покраснеть.

— Почему тебе это так важно? — спрашиваю я. — Для меня никогда не было проблемой.

Он щурится.

— Общаться с мужчиной, с которым спишь? Или вообще не общаться?

— Второе. Я знаю, чего хочу, — говорю я и приподнимаюсь на носках. — Могу показать.

Взгляд Алека скользит к моим губам, затем опускается к майке и шортам. Воздух между нами сгущается.

— Не сомневаюсь, — бормочет он.

Это скорее утверждение, чем вопрос.

— Ты остановился той ночью только потому, что думал, я не смогу сказать, что мне нравится?

— Да, — отвечает он. Но затем наклоняется ближе, дыхание касается моих губ. — И у меня не было презервативов.

О.

Странное облегчение накрывает с головой. Значит, раз их нет под рукой, Алек не спит с женщинами регулярно.

Я касаюсь его губ своими, едва-едва, и наслаждаюсь тем, как мужчина замирает.

— А сейчас есть?

Он целует меня. Это медленное обещание того, что произойдет, и оно успокаивает после вчерашнего спора.

— Да, — говорит он. — Пришлось попросить Мака остановиться у круглосуточного магазина. Он наверняка решил, что я спятил.

Я смеюсь и сжимаю его обнаженные предплечья. Мышцы под пальцами твердые, кожа теплая. Он так не похож на тех, с кем я была раньше. Намного больше. Выше, шире, старше, сильнее, увереннее. Чувствую, что Алек ничего не забывает, и что любое мое слово не просто услышит, а воспримет.

Я доверяю ему, понимаю я.

— Изабель, — бормочет он. Руки скользят вдоль моего тела, едва касаясь изгибов груди и талии, и останавливаются на бедрах, притягивая меня ближе. — Чего ты дальше хочешь?

Я облизываю губы.

— Прямо сейчас?

В его голосе слышится улыбка.

— Осталось всего несколько минут до того, как придется будить детей, поэтому нет. В целом. Когда ты меня хочешь? И как?

Вопросы, заданные его низким, хриплым голосом, кружат голову. Я думала, Алек возьмет инициативу на себя. Хотела, чтобы он это сделал. Позволил раствориться в его объятиях и унести себя.

Но я не говорю этого. Потому что кажется...

Слишком.

Слишком уязвимым. Произносить такие вещи вслух.

— Все еще стесняешься? — его ладонь скользит по моему бедру, подхватывает под коленом и закидывает ногу себе на бедро. — Может, почитаешь книжки? Найдешь вдохновение. Позаимствуешь оттуда парочку фраз.

От этого щеки горят еще сильнее. Если бы он только знал.

Но взгляд говорит о том, что Алек догадывается.

— А чего ты хочешь? — шепчу я.

Он качает головой, но по губам медленно расползается улыбка. От нее все внутри сжимается.

— Милая, все самое грязное, что только можно. Хочу снова заставить тебя кончить. Хочу провести ночь, проверяя, на сколько презервативов нас хватит. Хочу тебя голую, опьяненную от удовольствия и от усталости развалившуюся в постели, — он снова целует меня, медленно и глубоко. — Но больше всего хочу изучить каждый способ довести тебя до оргазма, чтобы повторять это снова и снова.

Дышать трудно. Говорить еще труднее.

— Звучит неплохо, — я обвиваю руками шею Алека и притягиваю к себе.

Его сила, движения, ритм поцелуев начинают казаться знакомым. Так легко потеряться в этом, в тепле, в нем самом.

Голова кружится, когда его язык скользит по моей нижней губе. Могу показать, думаю я и просовываю руку в узкое пространство между нашими телами. Сердце колотится, будто пытается вырваться, но я все равно провожу пальцами по его длине, скрытой под тканью спортивных шорт.

Он уже наполовину возбужден.

Алек с стоном опускает лоб на мой.

— Черт, — выдыхает он.

Я снова провожу рукой и чувствую, как его член пульсирует под пальцами. Он действительно кажется большим, и волнение смешивается с легкой тревогой.

— Черт. Остановись, милая. У нас нет времени, — но снова стонет, когда я сжимаю член через шорты, и даже не пытается меня остановить. — Ужасно, что у меня планы на вечер.

— Ты большой, — говорю я.

Он сглатывает.

— Никогда не сравнивал с другими. Боже, Иза, я не выдержу. Не сейчас, когда нужно торопиться, — он отстраняется с гримасой боли и поправляет шорты.

Это заставляет меня улыбнуться.

— Месть, — говорю я. — Если даешь «задание», я хотя бы могу немного помучить тебя в ответ.

Алек проводит рукой по шее. В этом жесте есть что-то молодое, живое, и мне вдруг так жаль, что сегодня у нас дела. Жаль, что не могу сделать то, о чем он просит показать, чего хочу.

Хотя... может, и смогу.

Но он занят. А у меня остались часы свободного времени до того, как придется забирать детей, и я никогда не была той, кто халтурит. Я перфекционистка.

— Поверь, мне и правда больно, — говорит он. — Но я уже привык.

21. Алек

Музыка гремит, но терпимо. А вот грохот из телевизора на стене — совсем другое дело. Оглушительный рев раздается, когда Англия забивает гол, и, хоть не хочу, оторваться не могу.

— Ребят, — говорит Конни. В голосе сестры