Сны - Ольга Богатикова

Я качаю головой и задаю вопрос, не дающий покоя с самого начала наших странных отношений.

— Зачем, Марк?

Он снова пожимает плечами.

— По-моему, я уже ответил на твой вопрос.

— Я не про кофеварку. Зачем тебе я? — обвела рукой воздух вокруг себя. — Зачем ты все это для меня делаешь?

Марк молчит и продолжает терзать капусту.

— Соседи думают, что я твоя племянница. Или незаконная дочь.

— В самом деле?

— Да. Никто, даже склочная старуха с первого этажа, не допускает мысли, что мы спим в одной постели.

— Наверное, потому, что мы этого не делаем, — усмехается он, добавляя в салат соль. — В моей квартире достаточно комнат, чтобы обеспечить каждого из нас собственной норкой.

Я глубоко вздыхаю.

— Ты очень трепетно обо мне заботишься. Почти как крестный фей. При этом мы не родственники, не супруги и не любовники. Вот я и спрашиваю — зачем?

Марк поднимает на меня глаза. Их взгляд прямой и острый, как лезвие.

— Если не я, то кто, Тея? — холодно спрашивает мужчина. — Есть в этом мире хотя бы один человек, которому ты нужна?

Я делаю глоток кофе. Мне нечего ему сказать. Впрочем, Марку ответ и не нужен, он знает его не хуже меня. Никому я не нужна. Потому что у меня никого нет.

Забавно, да? Еще год назад у меня было всё, чтобы считать себя нужной, успешной и счастливой: семья, жених, интересная работа, куча друзей.

А потом все это исчезло. Сделало «пфф!», и растворилось в небытии.

Первым ушел жених — Свен. Мы встречались почти восемь лет — познакомились во время учебы в университете и с тех пор были неразлучны. За годы, проведенные вместе, я привыкла воспринимать его, как самую органичную и неотъемлемую часть своей жизни. Он был лучшим другом, любовником, поверенным всех моих тайн, той самой опорой, о которой мечтает каждая женщина. Когда эта опора рухнула, моя привычная жизнь рухнула вместе с ней.

О том, что нам надлежит расстаться, Свен сообщил прямо и очень спокойно. Просто в один ни разу не прекрасный день усадил меня в кресло и сухо объявил, что будущего рядом со мной не видит, жить в моей компании не желает и вообще несказанно рад, что за восемь совместных лет мы так и не сподобились пожениться. Делить нам нечего, ибо общей собственности у нас нет, а телевизор и три табуретки, которые мы купили в складчину для своей съемной квартиры, он, так уж и быть, подарит мне на память.

За сим Свен собрал свои вещи и ушел, оставив меня собирать по кусочкам свою разбившуюся реальность.

Реальность, между тем, собираться не захотела. Через две недели после расставания с женихом, обанкротилось бюро переводов, в котором я работала, и моя печальная персона оказалась на улице.

Эта ситуация, конечно, добавила валежника в костер, бушевавший в моей голове, однако ничего особенного с собой не привнесла. Личная жизнь в тот момент волновала меня гораздо больше, чем карьера, а на счетах имелось достаточно денег, чтобы безбедно жить некоторое время, пока не отыщется новая работа.

Честно говоря, тот год я вспоминать не люблю. Однако на меня периодически находят приступы мазохизма, и память заново обрушивает ушат помоев, от которых невозможно ни увернуться, ни очиститься.

У каждого человека бывают неудачные дни, недели, месяцы. Но иногда неудачи затягиваются настолько, что кажется, будто черная полоса, через которую ты шагаешь, расположена не поперек твоей жизни, а вдоль. По крайней мере, я в то время думала именно так.

Через месяц после закрытия бюро переводов умерли мои родители — задохнулись во сне из-за утечки бытового газа.

На похоронах меня не покидала мысль, что на самом деле я сошла с ума, и творящийся вокруг сюрр — просто игра больного воображения.

В самом деле, разве так бывает? Разве может человек за несколько недель лишиться всего, что составляло фундамент его жизни?

Сказать, что родители являлись для меня всем, значит грубо опошлить нежное благоговение, которое я испытывала к самым ласковым, добрым и понимающим людям на свете. Мама и папа всегда были на моей стороне. Я знала это так же твердо, как и то, что Земля вращается вокруг Солнца.

Они давали мне, взрослой самостоятельной женщине, детское чувство защищенности от всех бед на свете. Стоило поплакать на плече у мамы или поговорить по душам с отцом, как любая проблема становилась незначительной, находилось решение любых поставленных задач и силы для их воплощения.

Смерть родных выбила меня из колеи. Воздух вдруг превратился в прозрачный бетон, который многотонной тяжестью давил на голову и не давал адекватно мыслить.

Возможно, я смирилась бы со своей потерей быстрее и проще, если бы нашелся человек, согласившийся поддержать меня в эти тусклые серые дни. Однако после похорон рядом не оказалось никого, кому было бы интересно слушать стоны и рыдания. У друзей имелись собственные дела, а бывший возлюбленный к этому моменту успел скоропостижно жениться и уехать с супругой в неизвестном направлении.

На самом деле, я их понимала — знакомых и дальнюю родню, не пожелавших разделить мое горе. Право, делить радость гораздо приятнее, чем грузить себя чужими проблемами. Особенно если эти проблемы кажутся глубокими и бесконечными.

Ситуация усугублялась еще и тем, что на погребение родителей ушла большая часть моих сбережений. Искать же работу в тот период я была не в состоянии — ни физически, ни морально. Оставшись со своей бедой один на один, могла только реветь в голос, пить успокоительные таблетки и тупо смотреть в стену.

Впрочем, поначалу приступы апатии перемежались у меня с активной деятельностью. Страдай не страдай, а разобрать вещи покойных и уладить юридические вопросы, связанные с наследством, было необходимо. К несчастью, все это заняло не так уж много времени. Наведя порядок в квартире родителей, и получив на руки все необходимые документы, я на несколько месяцев погрузилась в трясину уныния и депрессии.

Чтобы не сойти с ума в четырех стенах, я начала бродить по городу. Бесцельно ходила по улицам, часами сидела на лавочках в парках и скверах, в полной мере воплощая выражение «ушла в себя и заблудилась». Домой возвращалась только с наступлением темноты — чтобы упасть на кровать и отрубиться до утра.

Я всегда считала себя сильным разумным человеком. Однако события той тяжелой депрессивной весны ясно дали понять, что это не