Искупление - Элизабет фон Арним

– Не открыто: платье было застегнуто.

Агата прижала конверт к груди, а взгляд ее не отрывался от лица сестры.

– Должно быть, ты всю дорогу бежала.

– Нет.

Милли отошла к окну и уныло опустилась на стул. Уставшая, она мечтала избавиться от одежды: было ужасно жарко, – ей хотелось, чтобы поскорее наступил вечер, хотелось встретиться с Артуром и найти наконец покой. А сестра, похоже, собиралась устроить ей допрос, чтобы выяснить, как удалось получить деньги, которые ей не принадлежали, и почему поверенный, не имея на то никаких полномочий, совершил этот невообразимый поступок. Милли подозревала, что придется что-то выдумывать, но ничего дельного в голову ей не приходило. Да и как такое объяснишь? Ведь если Агата узнает правду, то, пожалуй, еще отвергнет из гордости такой дар, побоится запятнать себя, черпая из нечистого источника? А Милли чувствовала, что сестра видит в ней источник, отравленный грехом. Если Агата останется одна, да еще без денег, ей не к кому будет обратиться за помощью, разве что к Артуру, но и этот источник, конечно же, отравлен.

Впрочем, Милли напрасно беспокоилась, потому что Агата забыла обо всем, стоило ей открыть конверт и заглянуть внутрь. Ее вдовий чепец аж затрясся мелкой дрожью (Агата была полностью одета, чтобы сейчас же выйти из дома, как только вернется Милли). Тысяча фунтов представлялась ей несметным богатством. Она не сомневалась, что содержимое конверта позволит ей покорить мир.

На мгновение затаив дыхание, она смотрела на конверт, затем торжественным шагом, словно шествовала к алтарю, направилась к кровати, опустилась на колени и принялась вынимать из конверта неловкими от волнения пальцами хрустящие банкноты. С благоговейным трепетом, как показалось Милли, она выкладывала купюры одну за другой на покрывало, целиком поглощенная их подсчетом и безучастная ко всему остальному.

Милли отняла платок от разгоряченного лица и наблюдала за склонившейся над кроватью фигурой. Это исступленное поклонение деньгам еще яснее, чем изуродованные работой руки и изможденное тело, показывало всю глубину нищеты, которую ей довелось изведать. О, бедная, бедная Агги, думала Милли, и сердце ее вновь наполнялось жалостью и нежностью. Как это горько, что бедность и нужда, подлинная нужда, ожесточают душу, убивают в сердце милосердие и сострадание. Ведь когда-то эта измученная душа была совсем другой, Милли помнила молодое цветущее тело и живой ум той девушки, что звалась Агатой, слишком великодушной и верившей в добро. Щедрый запас веры и надежды, всех тех добродетелей, к которым нас призывают, вознес Агги на вершину вместе с ее возлюбленным, а избыток гордости заставил дерзко уверять, будто она еще в вышине, пока они оба все глубже погружались в черную бездну. И все же она твердо стояла на палубе тонущего корабля, гордая и бесстрашная, разве это не прекрасно? Тогда как сама Милли, благодушная трусиха, которая изо дня в день изощрялась в обмане и вероломстве, позволила себе отмахнуться от сестры, закрыть глаза на ее достоинства, утратившие яркость под тяжестью невзгод, и только лишь оттого, что Агги показалась ей не слишком приятной особой. Не слишком приятной! Но, окажись Милли на ее месте, во что превратилась бы она? Уж наверняка в существо куда более жалкое. Прекрасным примером стойкости она бы, конечно, не послужила – разве что нелепой пародией, только жаловалась бы да стонала: ни гордости, ни достоинства.

Но пока Милли наблюдала за счастливой ликующей Агатой, ей невольно пришла в голову странная мысль, что счастье сестры стало следствием ее собственного греха. Роман Артура с замужней женщиной и наказание Эрнеста привели к тому, что Агата смогла познать радость. Это было в высшей степени странно. От такого у кого угодно в голове помутится. Милли почувствовала, что не в силах это осмыслить, и решила, что лучше не думать слишком много. Она вдруг поняла, что благодаря этим деньгам смогла оказать Агате действительно ценную услугу, ибо собственные средства были для нее куда важнее, нежели безбедная жизнь на Мандевилл-Парк-роуд в окружении враждебных Боттов, которые не смогли простить ей бегство со швейцарцем и содержание отеля, ведь именно такая жизнь ожидала бы ее, если бы Эрнест не узнал об измене жены и Милли досталось все его состояние. Агату невыносимо тяготила бы зависимость от сестры, а Милли страдала бы рядом с ней, вечно недовольной и обиженной. Пожалуй, Эрнест, сам того не желая, совершил благое дело, когда оставил ей только тысячу фунтов. Теперь она могла благословить Агату и отпустить с миром.

– Все верно? – спросила Милли, когда сестра наконец закончила пересчитывать деньги.

– Да, – ответила Агата, не повернув головы, и принялась бережно собирать купюры.

Начала она с мелких, пятифунтовых, и аккуратно сложила их в стопку (таких было двадцать, каждая стоимостью сто двадцать пять швейцарских франков). Крупных купюр было девять (каждая стоила ни много ни мало – две тысячи пятьсот франков).

Стоя на коленях, Агата склонила голову в немом благоговении. Эти хрустящие бумажки перенесут ее туда, куда она стремилась сердцем и душой: она станет владелицей отеля. Нынешний владелец, который купил у нее гостиницу, опомниться не успеет, как уступит ее бывшей собственнице: она не успокоится, пока не добьется своего. И тогда мадам Ле Бон станет полновластной хозяйкой. Теперь она могла осуществить свой план… могла, могла. Для нее не было ничего невозможного, дайте ей только шанс, дайте средства. Madame la Patronne…[26]

Она будто молится, подумала Милли, наблюдая за ней. Стоявшая на коленях Агата сложила руки на груди и сплела пальцы, не сводя глаз с кучки банкнот на покрывале, а потом бережно, с благоговением вложила их обратно в конверт и, словно очнувшись от золотых грез, нахмурилась и повернулась к сестре:

– И все же я не понимаю, что это тебе вздумалось сегодня без моего разрешения забирать мои деньги. И еще, – прибавила она после короткого молчания, поскольку Милли не ответила, – я нахожу крайне предосудительным и, возможно, даже преступным, что поверенный отдал их тебе. В Швейцарии его могли бы привлечь за такое к суду, и он наверняка получил бы срок.

– Так или иначе, ты деньги получила. – Милли отвернулась и посмотрела в окно, чтобы не встречаться глазами с сестрой.

– Но как такое возможно? – не унималась Агата. – И почему ты сбежала от меня?

– Ах, Агги! – вздохнула Милли. – Какое это имеет значение, если ты получила свои деньги? Просто я поднялась сегодня раньше обычного, вот и решила… прогуляться, а потом подумала: раз уж вышла из дома, почему бы не зайти в адвокатскую контору и не забрать деньги, чтобы сэкономить