Мёртвые девочки никогда не проболтаются - С. Дж. Сильвис

больница Ковен официально закрыта. На входе висела табличка, а предупреждающая лента была такой же ярко — желтой, как и раньше. Хотя это слабая попытка оградить территорию, она хотя бы была.

Хотя, черт возьми, дверь — то была не заперта. Это означало одно из двух: либо городским властям плевать на безопасность этого места, либо кто — то уже взломал замок. Я резко остановился, почувствовав, как носки ботинок Джорни уперлись в мои пятки. Повернул голову, прислушиваясь.

Скреб — скреб — скреб.

Я провел языком по губам, медленно доставая телефон из кармана.

— Не двигайся, — прошептал я.

Она замерла за моей спиной, и в этот момент я включил фонарик, крепко сжимая нож в другой руке. Яркий свет скользнул по стенам, и когда я увидел два крошечных глаза — бусинки, мои плечи расслабились.

— Да чтоб тебя, — пробормотал я, легонько пиная ногой в сторону шороха, и маленький грызун шмыгнул прочь.

— Что это было? — спросила Джорни, ослабляя хватку на моем худи и подходя ближе. Она проследила за лучом света, и ее брови поползли вверх. — Мышь?

Я усмехнулся.

— Крыса. Наверное, грелась.

— А...

На ее лице промелькнула слабая, но чертовски милая улыбка, и меня отбросило в прошлое.

Та самая улыбка, от которой у меня подкашивались ноги.

Я вспомнил, как впервые заставил ее улыбнуться — это был кайф, за которым я гнался каждый день. Даже когда мы были не больше, чем двумя телами, сливающимися в темном углу, делая вид, что не знаем друг друга.

Я подкладывал ей записки в рюкзак во время уроков. Без подписи. Просто чтобы увидеть, как она разворачивает бумажку, и наблюдать, как ее лицо озаряется от комплимента.

Я нарочно пялился на нее в столовой. Подмигивал, когда она замечала. И завороженно следил, как розовеют ее щеки. Это было зрелище, которое заглушало тьму в моей жизни. Временная передышка от задач, которые отец вбивал в мой череп изо дня в день.

— Кейд?

Я резко поднял голову, поймав ее взгляд. Фонарик телефона все еще был направлен ей под лицо.

— А?

— Я хочу такой же.

Ее глаза опустились на нож, который я все еще сжимал в руке. Едва заметно она сглотнула. Наши взгляды столкнулись.

— Тогда я достану тебе такой.

И с этими словами Джорни кивнула, едва сдерживая улыбку, и повернулась, чтобы продолжить путь по коридору.

Глава 20

Джорни

Живот свело от напряжения, пока я пробиралась по коридору, чувствуя за спиной присутствие Кейда. Он не отставал ни на шаг, даже когда я ускорилась, приближаясь к двери, за которой должны были храниться карты пациентов. Дыхание застряло в груди, словно я проглотила ключ от этого помещения. Ручка не поддавалась — плечи бессильно опустились.

— Посторонись, — его голос прозвучал так, будто был пропитан защитой.

Как будто Кейд Уокер и вправду готов был спалить это место дотла, стоило мне попросить. Мне это нравилось. Нравилось, как он прикрывал меня собой при каждом шорохе. Как в его голосе звучала собственническая нотка, когда он приказывал не двигаться. Как даже через толстую ткань худи ток пробегал от случайного касания. Вместо того, чтобы тонуть в воспоминаниях, я думала только о нем.

Я хотела его так сильно, что даже когда он сжимал нож, а в голове мелькнула мысль, будто он привел меня сюда, чтобы причинить боль — страх не приходил. Словно смерть от его рук не казалась такой уж плохой развязкой.

Щелчок замка.

Его крупная ладонь повернула ручку — и вот мы уже внутри. Комната с полками от пола до потолка, забитыми папками. Полумрак из — за зарешеченного окна. Стол у дальней стены. На нем — только табличка с надписью «Доктор Мелроуз». Я медленно подошла, проводя пальцем по гравировке. Гнев разгорался, как костер.

С каждой буквой живот сжимался, дыхание учащалось.

Позади зашуршали бумаги — Кейд, наверное, искал мою карту.

Но прежде, чем обернуться, я собрала всю ярость в кончиках пальцев — и швырнула табличку через всю комнату.

Громкий стук.

Шуршание прекратилось — я знала, он смотрит на меня.

Наверное, с любопытством.

Или с беспокойством.

Я сбросила капюшон, позволяя прохладному воздуху окутать волосы.

— Знаешь, это единственная комната, куда я ни разу не зашла, когда бродила тут ночью.

— Да? — его голос донесся сзади.

Я медленно развернулась, не отрывая взгляда от таблички на полу.

— Почему же моя маленькая бунтарка так и не пробралась в кабинет врача, а?

Гнев внезапно сменился другим чувством. Уголки губ дрогнули, когда я увидела его, прислонившегося к стеллажу с темной папкой в руке. Я сделала шаг вперед, а он лишь крепче сжал папку.

— Я знала, что доктора Мелроуза не проведешь. Он не велся на мои уловки. Я не могла рисковать.

— На какие уловки? — Тени на лице Кейда сгустились.

В комнате повисло напряжение, словно предвещающее бурю. Я сжала губы, храня секреты за закрытыми дверями. Дрожащей рукой выхватила папку, встретившись взглядом с Кейдом — он стиснул зубы, будто механизм.

— Она пустая.

— Пустая?

Я раскрыла папку — сердце провалилось. Это место было пропитано разочарованием, въевшимся в каждую щель.

— Где же она?

Я швырнула пустую папку — она приземлилась домиком над табличкой доктора. Так и подмывало пнуть их обе, но я сдержалась.

— Кто — то мог забрать документы до закрытия больницы, — Кейд по — прежнему опирался на стеллаж, скрестив руки.

Даже сквозь ярость и разочарование один его взгляд заставил меня замереть.

Я посмотрела на дверь, ощущая, как прошлое снова затягивает меня.

— Кто — то вроде того, кто пытался меня убить.

Тишина последовала за мной по коридору, пока я не оказалась перед своей бывшей палатой.

Дверь сливалась со стеной, но в темноте казалась серой. Пальцы сами потянулись к ручке — будто болезнь, которой никогда не было, снова сковывала меня.

Когда дверь открылась, меня ударил знакомый запах — запах страха, отчаяния и... себя. Кейд стоял сзади, близко, но не нарушая границ.

Дверь закрылась. Мне «повезло» — в моей палате было окно. Зарешеченное. Запечатанное. Как и я.

Лунный свет пробивался сквозь решетку, ложась на пол и кровать — ту самую, что стояла по центру комнаты рядом со стулом, на котором я провела бессчетное количество ночей.

— Здесь есть что — то важное? — Кейд по — прежнему держал дистанцию.

Горькая усмешка сорвалась с моих губ:

— Только моя гордость и достоинство.

— Что это значит?

Пальцы скользнули по изношенному голубому одеялу, в которое я рыдала целый месяц,