Хрустальная ложь - М. Эль

— Энгель! Я… — и тут она сделала то, что точно не было частью её обычной натуры. Подошла ближе и обняла его. Просто. Тихо, как будто действительно нуждалась в защите, в его сильных руках, в его присутствии.

Виктор чуть напрягся — не от отвращения, нет, а от чистой, неподдельной неожиданности. Это был жест, которого он никак не ожидал от Валерии. Её руки были тёплые, прижимаясь к его рубашке, запах — едва уловимый, пряный, с тонкими нотками жасмина и, почему-то, пороха, который он всегда ассоциировал с ней. Он наклонил голову, чувствуя, как её дыхание щекочет шею, такое близкое, такое интимное. Его руки обхватили талию девушки, прижимая к себе.

— Маленькая актриса, — тихо сказал он ей на ухо, почти с нежностью, но тон его был обманчиво мягок. Он видел ее насквозь.

— Что? — подняла голову Лилит, изображая полную растерянность, но в глубине души злясь на себя, что он ее раскусил.

— Ты хитрая девочка. Я вижу, как у тебя двигаются зрачки, когда ты врёшь. Они не расширяются от страха, а бегают, пытаясь просчитать реакцию. И ты не дрожишь. Настоящие испуганные люди дрожат, девочка. Дрожат до костей.

Лилит отпрянула, нахмурившись по-настоящему, от ярости. Ей было до чертиков обидно, что ее настолько легко разоблачили.

— Ты… ты идиот! Я тебе — о страхе, о том, что мне, возможно, угрожает, а ты — психоанализ читаешь!

— Зато честно, — пожал Виктор плечами, его усмешка стала шире. — Тебе что-то нужно, змейка. Я ещё не понял, что именно, но явно не защита. Это слишком просто для тебя. Чувство собственного достоинства не позволило бы тебе.

Девушка скрестила руки на груди, прикусив губу — и это было не наигранно, а от настоящего, кипящего раздражения.

— Знаешь, что? Да пошёл ты, Энгель!

— О, начинается, — усмехнулся он, его глаза искрились весельем. — Моя любимая стадия общения с тобой — “оскорблённая гордость”.

— Ты… — она резко указала на него пальцем, чувствуя, как краска приливает к щекам, — ты… самовлюблённый, надменный, холодный... засранец!

Мужчина не сдержался — рассмеялся. Громко, раскатисто, с искренним, беззаботным удовольствием. Этот смех был редким явлением для Виктора, и он был заразным.

Лилит моргнула, поражённая этим взрывом эмоций. Это было последнее, что она ожидала.

— Чего ты ржёшь? — спросила она.

— Просто впервые вижу, как ты… живая, — сказал он, всё ещё улыбаясь, вытирая слезинку. — Маленькая фурия, которая притворяется беззащитной, а потом готова меня пристрелить.

— И пристрелю, если не заткнёшься, — процедила она сквозь зубы.

— Вот, — кивнул Виктор, его взгляд был теплым. — Это уже моя девочка.

Девушка закатила глаза, почувствовав, как ее маска окончательно сползла, и развернулась, чтобы уйти к двери.

— Я вообще-то пришла попросить помощи, — бросила она через плечо, ее голос звучал уже не так фальшиво. — Но раз ты такой умный — разбирайся сам, сволочь черствая.

Он поднялся, догоняя её всего несколькими широкими шагами.

— Стой, змейка, — сказал мягко, но уверенно, положив ладонь на её локоть, не давая уйти. — Если тебе действительно что-то грозит — я рядом. Если нет — я всё равно рядом.

— Ты просто хочешь быть рядом, — парировала она, пытаясь вернуть себе хотя бы часть своего обычного цинизма.

— А ты — хочешь, чтобы я хотел, — его ответ был моментальным и точным, как всегда.

Лилит развернулась, молча глядя ему в глаза. Ей было нечего возразить.

— У тебя мания величия, — проворчала она, пытаясь скрыть свою растерянность.

— У тебя — тяга к драме, — спокойно ответил он. — Прекрасное сочетание.

Она фыркнула, но не ушла. Не сейчас. Между ними висело нечто невысказанное, нечто большее, чем просто игра.

А Виктор, оставаясь в гостиной после того, как она наконец-то ушла, всё ещё слышал в голове ее слова — «самовлюблённый засранец» — и почему-то улыбался, как мальчишка, впервые в жизни услышавший от кого-то не страх, не лесть, а чистую, неподдельную злость.

Честную. Живую.

Именно от нее. И это было ценнее любой победы.

Глава 19

Виктор как-то встретил её в кафе. Не в том прокуренном баре, где они играли в кошки-мышки, а в светлом, залитом утренним солнцем заведении, где пахло свежей выпечкой и дорогим кофе. Лилит сидела за столиком, её взгляд был прикован к экрану ноутбука, а на столе стояла маленькая чашечка эспрессо. Виктор бесшумно подошёл и сел напротив, не спрашивая разрешения.

— Неужели глава американского клана не знает, как пить эспрессо без сахара? — произнесла она, не отрываясь от монитора, её голос был пропитан ядом. В её вопросе читалось презрение к его американским привычкам. Хотя о менталитете этой страны, девушка знала мало.

Он усмехнулся, медленно помешивая свой эспрессо маленькой ложечкой.

— Неужели принцесса Андрес забыла, что в Америке сладость — оружие? И я предпочитаю знать, чем я подслащиваю свою жизнь. В отличие от некоторых.

Иногда их разговоры были почти тёплыми, как редкие лучи солнца, пробивающиеся сквозь грозовые тучи. В эти моменты между ними проскальзывало нечто большее, чем просто вражда, — нечто, похожее на уважение, на признание равного. Иногда — смертельно остро, когда каждое слово было как удар клинка, нацеленный на самое уязвимое место.

Однажды, после особенно долгого и изнурительного судебного заседания, где ей пришлось выкладываться на все сто, она вышла из здания суда. Усталая, без пиджака, который оставила в пылу боя в зале, Лилит попала под внезапный дождь. Холодные капли пропитали её белую рубашку до нитки, заставляя ткань прилипнуть к телу, обрисовывая её изящную фигуру. Волосы прилипли к лицу, а макияж слегка размазался.

Он стоял, опершись на свою чёрную, дорогую машину, совершенно не замечая непогоды. Его взгляд был прикован к ней, он просто молча смотрел, как она, медленно и устало, спускается по ступеням. Ни тени смеха, ни намёка на провокацию. Только пристальное, изучающее внимание.

— Чего смотришь? — буркнула она, её голос был хриплым от усталости, но в нём всё равно звенела сталь.

— Проверяю, правда ли легенда, — ответил он, его голос был глубок и спокоен, словно шторм затишья.

— Какая? — Лилит остановилась в нескольких метрах от него, её глаза сузились, как у хищной птицы.

— Что у Андрес нет сердца. Только сталь и огонь.

Её губы изогнулись в тонкой, опасной линии. Она медленно приблизилась, её промокшая одежда прилипала к телу, но она не обращала на это внимания. В её глазах горел тот самый огонь, о котором он говорил.

— Не подходи, Энгель. Я сегодня зла.

— Боишься? — его голос был низким, провокационным.

— Нет, — отрезала она, делая ещё один шаг, теперь они были опасно