Хрустальная ложь - М. Эль

А ночью он сидел в ее пустой комнате, в том же кресле, где когда-то сидела Эмилия. Он смотрел на фотографии, которые каким-то чудом уцелели: где Валерия смеется, ее голова откинута назад, обнимает его, дразнит, ее глаза искрятся озорством. Он перебирал эти фотографии, словно пытаясь найти в них ответ, утешение.

И впервые за много месяцев Алан Стефан Андрес заплакал. Беззвучно, но горько, позволяя слезам смыть с себя месяцы железного контроля, отчаяния и безысходности. Сначала это был лишь спазм в горле, затем — едва слышный всхлип, который он пытался подавить, но тщетно. Слезы покатились по его щекам, горячие и жгучие, прокладывая дорожки по пыли и усталости. Это были не просто слезы отчаяния, это был прорыв плотины, которую он строил вокруг себя месяцами, годами.

Алану было пять. Валерии — восемь. Всего три года разницы, но для маленького Алана это было как пропасть. Она казалась ему старше минимум на десять лет — настолько умной, собранной и быстрой она казалась. Всегда знала, что сказать, как поступить, куда идти.

Он всегда говорил:

— Лери — как молния.

— А ты как что? — смеялась она, ее смех звенел, как серебряные колокольчики, в их уютном, залитом солнцем саду.

— Как гром, — отвечал он, гордо выпятив грудь. — Я появляюсь позже. Но зато — эффектнее.

И она всегда — всегда — гладила его по голове, как своего маленького, но такого важного львёнка. В ее прикосновении была и нежность, и сила, и обещание защиты.

В тот день он сидел во внутреннем саду клана, в укромном уголке, где росла старая яблоня, пытаясь собрать деревянный меч, который ему подарили. Пальцы маленькие, гвоздики упрямые, а Алан — человек терпеливый, но не настолько. Сборка была сложнее, чем казалось. Он сжал зубы, пытаясь вбить очередной гвоздь, но тот гнулся, не желая входить.

Он злился. Ярость, непривычная и острая, накатывала волной. Он пнул дерево ногой, расстроенный и обиженный. И заплакал. Слезы текли по щекам, размывая мир вокруг.

— Эй, маленький тигрёнок, — услышал он знакомый голос. Этот голос, всегда успокаивающий, всегда наполненный мягкой уверенностью. Валерия подошла, ее юбка в мелкий цветочек развевалась на ветру, и села рядом. Она спокойно взяла у него из рук деревянный меч.

— Ты просто не туда вставляешь, — сказала она, ее пальцы ловко и быстро перебирали детали. — Здесь должно быть так.

— Я всё делаю не так, — всхлипнул он, его голос был задыхающимся от обиды. — Ничего у меня не получается.

— Нет, — она успокаивающе сжала его плечо. — Ты просто растёшь. И всё впереди. Тебе нужно только научиться. И я тебя научу.

Валерия починила меч. Вставила гвоздики ровно, крепко, и с легким щелчком соединила все части. Положила его ему на колени.

И неожиданно, к его полнейшему изумлению, обняла за шею так крепко, что он замер, не в силах пошевелиться. Ее объятия были теплыми, надежными, наполненными такой силой, которая успокаивала даже самую сильную детскую тревогу.

— Я с тобой, — прошептала она ему на ухо, ее дыхание щекотало кожу. — Всегда. Кто бы ни полез — я первая укушу. Я всегда буду твоим щитом.

Он засмеялся сквозь слёзы, прижимаясь к ней. Ее обещание было для него законом, истиной, единственной реальностью. Он не знал, что ее обещание, данное в этот солнечный день, станет пророческим, и что именно ей, его старшей сестре, предстоит стать его щитом перед лицом самой страшной угрозы.

Он прижал фотографию к груди, словно пытаясь вдохнуть в нее жизнь. Слезы текли сильнее, его тело сотрясалось от рыданий. Он закрыл глаза, и перед ним возникла еще одна картина из прошлого.

В особняке Андрес царила особая атмосфера предпраздничного ожидания. Не та, что бывает перед Рождеством, а скорее перед приездом очень важного, почти священного гостя. С самого утра на кухне витал умопомрачительный аромат свежих пирогов, которые выпекала Эмилия сама, не доверяя это ответственное дело прислуге. Полы блестели, натертые до зеркального блеска, каждый уголок дома сиял чистотой. Даже обычно невозмутимая охрана ходила с выбритыми затылками и наглаженными рубашками, нервно поправляя оружие.

Потому что приезжал Ян Хилл — старый друг Валериана и Адель, человек, которого в этом доме любили и уважали, как члена семьи.

Алан, которому тогда было всего пять, помнил этот день очень ярко. Как только издалека послышался знакомый рокот дорогого автомобиля, все дети — он, Валерия и Луиза — бросились к входной двери, опережая даже дворецкого.

Дверь распахнулась, и на пороге стоял Ян Хилл. Высокий, с серебром в волосах, его глаза сияли теплотой. На его лице играла широкая, искренняя улыбка.

— Где мои маленькие проказники? — произнес он низким, звучным голосом, который сразу же наполнил холл.

Валерия, как всегда первая, бросилась к нему, ее тонкие ручки обхватили его шею. — Деда Ян! — воскликнула она, и в ее голосе звенела чистая, неподдельная радость.

Он поднял её на руки, легко, будто она была невесомой, и закружил, смеясь.

— Господи, Лери… — пробормотал он, прижимая ее к себе. — Да ты копия своего отца.

Киллиан, стоявший рядом с Эмилией, кивнул серьёзно, его глаза светились гордостью.

— А по характеру — чистая Эмилия.

— Тогда Берегись, Киллиан, — рассмеялся Ян, сверкнув глазами. — Женщины Андрес — это отдельная история.

Когда он наконец поставил Валерию на пол, та тут же, подтолкнула к нему Алана, который стоял чуть поодаль, стесняясь, но сияя от восторга.

— И мой братик тоже тут! Он тоже скучал!

Ян нагнулся, взъерошил Алану волосы, и тот, к своему удивлению, не стал уворачиваться.

— А вот ты… — произнес Ян, внимательно разглядывая его, — копия дедушки Валериана.

— Я не старый! — взвизгнул Алан, надувшись, хотя в глубине души ему было приятно такое сравнение.

— Это пока, — подмигнул Валериан, дедушка, который подошел к Яну, чтобы обнять его. — Вот ты хитрый лис, давно не приезжал. Придурок.

Ян обнял друга крепко, похлопывая его по спине, и покачал головой. — Элин не смогла приехать. С детьми и внуками поехала во Францию, нашей с тобой теще что-то в голову ударило, и они рванули. — он отстранился и посмотрел на Валериана с притворной серьезностью. — Пи… кхм… Жесть ты постарел.

Валериан фыркнул и ударил его по плечу. — Ой, а сам то! Что, глаза уже плохо видят?

Оба врали. Выглядели они максимум на сорок, их лица были гладкими, фигуры подтянутыми, а в глазах горел тот же огонь, что и в молодости. И не скажешь, что у них уже есть внуки.

Адель, матриарх клана, скрестила руки на груди, наблюдая за своими "мальчиками", в ее глазах плясали озорные