Хрустальная ложь - М. Эль

ней? О том, кто она такая. Неужели действительно преследует? Зачем? Клан Андрес никогда не вел дела в США, предпочитая оставаться и ограничиваться только Европой. Итак власть была неограниченной. Может… Может он хочет её похитить и попросить у ее клана выкуп? Да... Энгель вроде не нуждается в деньгах? Власть? Тоже нет. В целом, судя по данным, этот мужчина имел не мало влияния. Тогда что? Что ему черт возьми от нее нужно?

Не может же этот павлин действительно заинтересоваться ей, как женщиной? Тем более после таких подробностей о её родословной. И с ее долбанутым характером.

Её пальцы остановились. На одном из мониторов высветилась его фотография — та же самая холодная улыбка, те же пронзительные глаза. И рядом с ней — схема его клана, основные игроки, их связи, их сферы влияния. Масштаб был впечатляющим. И всё это он построил практически с нуля, поднявшись над всеми, став вершиной пищевой цепи Нью-Йорка. Сразу после того, как отец передал ему все дела.

Лишь в этот момент она осознала, что холодная ярость сменилась на нечто другое. Горячее. Опасное. Интерес. Дьявольский, всепоглощающий интерес, который она давно не испытывала. Он не просто бросил ей вызов; он открыл в ней дверь, о существовании которой она почти забыла. Дверь к той Валерии Андрес, что жаждала не только выжить, но и править. К той, что не боялась крови и огня.

Уголки её губ медленно поползли вверх, в её глазах зажглись тёмные, хищные искры, отражающие свет монитора. Это была не просто усмешка. Это был оскал. Оскал змеи, которая наконец нашла достойного противника.

— Виктор Энгель… — прошептала она, глядя в его бесстрастные глаза на экране. — Ну, держись у меня. Я тебе жизни не дам.

…

Виктор Энгель сидел в своём кабинете, на самом верху небоскрёба, откуда открывался вид на весь Нью-Йорк, расстилающийся под ним, как игрушечный город. Залитый холодным светом, просторный, обставленный с аскетичной роскошью, кабинет был больше похож на операционный центр. Три монитора перед ним отображали биржевые котировки, карты логистических маршрутов и графики поставок. Ничего лишнего, ни одного намёка на тёплый, живой мир. Только холодный расчёт и стальная хватка.

Его пальцы легко скользили по сенсорной панели стола, принимая отчёт за отчётом, отдавая приказы, которые могли изменить судьбы сотен людей. Он был воплощением власти, абсолютной и безжалостной. На его лице, как всегда, застыло невозмутимое спокойствие, лишь тонкие морщинки в уголках глаз выдавали постоянное напряжение и усталость. После вчерашней ночи, после её ухода, он не спал ни минуты, проводя время в анализе и планировании, а также в прокручивании её образа, её ярости, её глаз.

Внезапно на его столе замигал неизвестный номер. Частный, одноразовый, обведённый красным. Он не давал ей свой номер. Никому не давал. Только избранным, самым близким. Виктор усмехнулся, его губы растянулись в тонкой, едва заметной линии. Он ожидал её хода, но не думал, что она будет настолько стремительной и дерзкой. Это лишь подогревало его интерес.

— Принимай, — сухо бросил он своему ассистенту, который тут же материализовался из тени.

С характерным щелчком звонок был принят. Голос на другом конце провода был спокойным, ровным, мелодичным, но в нём звенела сталь, которую он так хорошо узнал.

— Добрый день, мистер Энгель, — произнесла Лилит. Никаких прелюдий. Прямо в бой. — Вы верите в Бога?

Виктор откинулся на спинку кресла, в его глазах вспыхнул огонёк азарта. Эта женщина была настоящим произведением искусства в своей дерзости. Но чтоб позвонить сама? Это было интересно.

— Верую ли я? — Его голос был бархатным, с лёгкой насмешкой. — Я верю в то, что могу контролировать. А Бог, моя дорогая Андрес, слишком непредсказуем. Или ты предлагаешь мне обратиться в веру в тебя?

На другом конце послышался её низкий смех. Он знал, что она усмехается. Он чувствовал её взгляд даже сквозь динамик.

— В меня верить опасно, Энгель. Я — плохая религия.

— О, я заметил, — проговорил снисходительно он, его взгляд скользнул по мониторам. — Твой мир весьма... экспрессивен. Прямо как ты сама. Ты что, решила мне проповедь прочесть? Или это твоё новое хобби? Я могу уверовать в тебя, если разрешишь упасть на колени.

— Я лишь задала вопрос, — её голос стал чуть серьёзнее, но насмешка никуда не делась. — И, поверь, я знаю, что такое контроль. Гораздо лучше тебя. Я бы даже сказала, что я его абсолют.

И в этот самый момент, когда она произнесла последнее слово, где-то внизу, далеко за окном, в промышленной части города, раздался глухой, раскатистый взрыв. Мониторы перед Виктором мгновенно среагировали: на одном из них, отображающем карту города, вспыхнула красная точка, за ней последовало предупреждение: "Возгорание. Склад № 7. Высокая вероятность умышленных действий."

Это был один из его ближних складов. Важный узел в его логистической цепи. Удар был точным, быстрым и показательно дерзким. И совершенно безжалостным.

Валерия снова рассмеялась. На этот раз её смех был звонче, искреннее, но при этом в нём чувствовались нотки безумия. Смех победителя. Или, по крайней мере, того, кто нанёс первый раунд в их жестокой игре.

— Кажется, твой контроль дал сбой, Энгель, — прозвучало в динамике, когда грохот взрыва ещё отдавался эхом в его кабинете.

Виктор Энгель не ответил сразу. Его челюсть сжалась, а глаза, до этого холодные, загорелись внутренним огнём. Ярость закипала в нём, но это была не та слепая ярость, которая заставляла его уничтожать врагов. Это было нечто иное. Что-то, что заставляло его сердце биться быстрее, а кровь пульсировать в венах.

Азарт. Дикий, пьянящий азарт, который он не испытывал уже целую вечность. Она не просто нанесла удар; она объявила войну, используя его же методы, его же скорость, его же безжалостность. И она сделала это с таким изяществом, такой наглостью, что это вызывало не просто бешенство, а… восхищение. Черт. Он, кажется, её недооценил.

Глубоко внутри себя Виктор почувствовал неимоверное, почти физическое желание. Это было не желание убить её, не желание стереть её в порошок, как он поступал с другими, кто осмеливался ему перечить. Нет. Это было другое. Желание сломать её. Подчинить её дикую волю своей. Заставить её пылать только для него. Это было желание обладать ею, её умом, её телом, её огнём. Приручить эту змею, но не убить. Сделать её частью себя, своей королевой.

— Ты очень неаккуратна, моя девочка, — наконец произнёс он, его голос был низким, почти мурлыкающим, и в нём звучала угроза, но одновременно и нескрываемое предвкушение. — Но я это в тебе ценю. Готовься, змейка. Потому