Хрустальная ложь - М. Эль

Он оборвал связь, не дожидаясь её ответа. Улыбка на его лице стала шире, обнажая острые зубы. Его ассистент, стоявший неподалёку, почувствовал, как воздух вокруг Энгеля сгустился, заряженный неимоверной энергией.

— Склад № 7? — спросил ассистент, ожидая приказа о карательной операции.

— Забудь о складе, — пророкотал Виктор, его глаза смотрели в сторону города, где теперь поднимался столб дыма. — Я сам разберусь.

После звонка и огненного «привета» Виктору, Валерия ощутила невероятный прилив сил. Ярость, что бурлила в ней, теперь трансформировалась в пьянящее чувство триумфа и свободы. Её месть была точной, быстрой и бесшумной, как удар кобры. Она сбросила со своих плеч не только одежду, но и тяжёлый груз многолетнего напряжения, позволяя себе раствориться в музыке, которую так давно не включала.

В её доме зазвучал джаз — мелодичный, с хрипотцой саксофона, наполняющий каждый уголок пространства. Лилит налила себе бокал красного вина, терпкого, со вкусом ягод, и позволила себе танцевать. Её движения были свободными, раскованными. Она двигалась в такт музыке, сбросив с себя все маски, все правила. Её волосы разметались по плечам, глаза горели дьявольским огнём, а на губах играла та самая, хищная усмешка, которая в сочетании с её танцем делала её невероятно притягательной и опасной.

Её телефон снова завибрировал. Лилит нахмурилась, но, взглянув на экран, расцвела в улыбке. Это была Селина. С её помощью, а точнее, с её абсолютной невинностью и открытостью, Лилит и узнала о складе. Селина, милая и наивная, работала в одной из компаний, занимавшихся логистикой, которая, как оказалось, входила в обширную империю её брата. Конечно, Селина не знала всей подноготной, но её ежедневные разговоры о работе, о трудностях и успехах были бесценным источником информации для Лилит, которая мастерски вычленяла крупицы нужных сведений.

— Лилит! Ты дома? — раздался в трубке звонкий голос Селина. — Я тут недалеко, застряла в пробке, а вино у тебя вкуснее! Позволишь мне ворваться?

— Конечно! — рассмеялась Лилит. — Дверь открыта, красавица. Я уже открыла бутылку.

Через десять минут в её двери постучали. Селина, запыхавшаяся, с большой сумкой в руке, ворвалась в дом, её глаза сразу же засияли при виде бокала в руке Лилит и льющегося джаза.

— О, да! Вот это я понимаю! — воскликнула она, снимая туфли. — Что празднуем? Или просто так, для настроения?

— Просто так, для настроения, — подмигнула Лилит, наливая ей бокал вина. — У меня сегодня… хороший день.

Они болтали, смеялись, танцевали под джаз. Селина рассказывала о своих рабочих проблемах, о наглых подрядчиках, о мечтах открыть собственную цветочную лавку. Лилит слушала, лишь изредка вставляя свои комментарии, наслаждаясь этим редким, почти домашним уютом. Её взгляд скользнул по окну, за которым простирался Нью-Йорк, и в нём мелькнула тень хищника. Она знала, что сейчас происходит где-то там. Но здесь, в этом танце, в этом вине, в этом смехе, она была просто Лилит, почти обычной женщиной.

А в это время Виктор Энгель сидел в своём кабинете. На мониторе перед ним, помимо прочих данных, высвечивалось изображение из скрытой камеры. На экране Андрес танцевала. Легко, страстно, полностью отдаваясь музыке. Волосы разметались, глаза блестели. И рядом с ней, смеясь и танцуя, была Селина.

Виктор наблюдал за ними, его лицо оставалось бесстрастным, но в глазах плясали бесята. Он видел её смех, её движения, её приподнятое настроение, которое было прямым следствием его, Виктора, потерь. Она торжествовала.

И рядом с ней его сестра, которая обнимала её, смеялась. Селина, которая и понятия не имела о тёмных играх, что велись между её братом и её подругой. Валерия, эта чертова змея, использовала его же кровь, чтобы нанести ему удар. Это было… гениально.

Уголки губ Виктора медленно поползли вверх. Он усмехнулся, медленно, растягивая этот момент. В его смехе не было злобы, лишь глубокое, почти болезненное предвкушение. Азарт горел в нём ярче, чем когда-либо. Она использовала его семью против него. Она заставила его потерять нечто большее, чем просто склад. Она ударила по его гордости, по его контролю, по его "семье" в самом широком смысле.

Ему хотелось разорвать её на части за такую дерзость. Но ещё больше ему хотелось её заполучить. Эту дикую, непокорную, невероятно умную и красивую женщину.

Глава 18

Сначала все думали, что это на пару дней, максимум — на неделю. Все в клане Андрес, эти суровые люди, привыкшие к буйным нравам своей "принцессы", шутили, что она просто вспылила. Что вернётся через пару дней, с новой дерзкой стрижкой, с парой дорогих сумок из Милана и, конечно же, со своими коронными словами: «Если ещё раз кто-то заговорит о свадьбе, я вас всех прибью». Это было в ее стиле — грандиозно исчезнуть, чтобы вернуться еще более эффектно.

Но неделя превратилась в месяц.

Месяц — в три.

А три — в восемь.

Восемь — в несколько лет.

Время, которое Валерия провела в бегах, стало мерой их собственной боли и ожидания.

И дом… Дом перестал дышать. Его высокие потолки, некогда наполненные смехом, спорами и вечным движением, теперь казались давящими и пустыми. Воздух стал тяжелым от невысказанных слов, непролитых слез и постоянного, гнетущего ожидания.

Эмилия, в последние недели, перестала спать в своей огромной, роскошной спальне. Каждую ночь, словно призрак, она бродила по дому, пока не оказывалась в комнате Валерии. Там она садилась на край кровати, гладя одеяло, поправляя подушки, будто боялась, что всё покроется пылью и исчезнет, а вместе с этим исчезнет и сама Валерия. Ее пальцы, когда-то украшенные бриллиантами и привыкшие держать холодное оружие, теперь скользили по ткани с такой нежностью, что сердце сжималось. Иногда она садилась на пол, где когда-то, много лет назад, сидела маленькая четырёхлетняя Валерия, окруженная книгами, и начинала всхлипывать, закрывая лицо руками, ее тело сотрясалось от беззвучных рыданий.

— Это я виновата, — шептала Эмилия, ее голос был надорван и полон самообвинения. — Я давила на неё, я сказала глупости… Я думала, что напугаю её, чтобы она стала серьёзнее, чтобы она поняла важность своей роли. А она… она просто убежала.

Слёзы закатывались ей в глаза.

Киллиан тихо садился рядом, прижимал ее хрупкое тело к себе. Он был опорой для всего клана, но перед горем своей жены и пропажей дочери он чувствовал себя бессильным.

— Ты хотела, как лучше, принцесса, — говорил он мягко, гладя ее по голове. В его голосе была попытка утешить, но и скрытая боль.

— Я прогнала нашу дочь, — рыдала она, прижимаясь к нему. —