Опасная связь - Ана К. Блэклейс

— Тот парень, которым я был когда-то, дикая тварь, отчаянно борющаяся за выживание, вдруг вернулся. Я думал, что избавился от него навсегда, но вот он был тут, в лохмотьях, злой, голодный и требующий кусок меня. И, черт возьми, это был огромный кусок. Мое прошлое вернулось, чтобы преследовать меня, потому что я потерял свой спасательный круг. Спасение, за которое мое сердце цеплялось бессознательно.

— Поэтому я пошел за тем, кто все отнял. Или за тем, кто, как я думал, все отнял.

— Тимоти, — шепчет она.

Я шиплю, скаля зубы, потому что ненавижу это имя на ее губах. Ненавижу любое мужское имя, кроме своего. Я хочу, чтобы из ее милого ротика вырывалось только мое имя, и готов выебать ее так, чтобы это стало правилом. Но это говорит мой внутренний псих, а сейчас не время для него высовывать свою уродливую голову.

— Я нашел его, когда он прятался в гараже одного из своих приятелей. Он был достаточно умен, чтобы не рассказывать никому о том, кто именно его так отделал, и еще умнее — чтобы отправить друга подальше, когда дверь гаража поднялась, а я вошел, — мои глаза отводят к окну, пока я мысленно возвращаюсь в тот момент. — Одной из вещей, которую я уже тогда умел хорошо, было выбивать информацию. И я точно знал, как заставить его говорить правду. Я подвесил его на два крюка подмышками и прижал к стене. Потом начал вырезать на его лодыжках «Шестерка Мии Роджерс». К тому моменту, как я дошел до его колен, он сходил с ума от боли, но все равно не признавался, что сделал что-то с тобой. Что отнял тебя у меня.

Я замолкаю, вспоминая его крики.

Я был не единственным, кто имел привилегию их слышать.

— Когда приехала полиция, он уже потерял сознание, обоссался, обделался и истекал кровью. Я добрался до его внутренней стороны бедер и собирался перейти к его яйцам, когда он пришел в себя. Я даже не пытался прятаться от полиции или что-то им объяснять. Когда они узнали, почему я это сделал, то сообщили, что тебя видели два дня назад. Они потеряли твой след, но ты была жива, здорова и ушла от меня по собственной воле.

Мои глаза медленно возвращаются к ее.

— Потребовались двое психологов, чтобы заставить меня понять, что я был в бреду. Мой разум просто не мог принять того, что я больше никогда не смогу тебя найти, — мой голос дрожит. — Что я больше никогда не увижу тебя.

Долгое время между мной и Мией стоит тишина. И в этой тишине я наконец понимаю, что соленый вкус во рту — это слезы, которые я так и не позволил себе пролить.

Я ожидаю, что Мия выскочит из кровати — в ужасе, шоке и отвращении, начнет называть меня всеми возможными словами, но она остается спокойной, как горное озеро посреди шторма.

— А Джакс помог тебе избавиться от полиции, — мягко говорит она, но в ее словах больше вопроса, чем утверждения.

Глубоко сидящая злость всплывает на поверхность.

— Полиция была продажной. Джакс тогда был крупной фигурой и имел связи, но не в этом городе. Его власть ограничивалась подпольем. Его помощь заключалась в том, чтобы втащить меня в бойцовский клуб без предварительных испытаний, чтобы я мог участвовать в боях. Высокопоставленные чины полиции зарабатывали кучу денег, ставя на эти бои. Они использовали меня, чтобы срубить смешные суммы. Это их натура, если им дать шанс.

Она кивает с пониманием, которое граничит с ангельским. Но потом я вспоминаю, чем она занимается. Как журналистка, она была свидетелем немалой доли человеческой гнили, пусть и вряд ли когда-либо сталкивалась с историей настолько извращенной. Если это и выбивает ее из колеи, она не показывает этого.

Черт, я бы прямо сейчас вытащил ее в ночь, нашел какого-нибудь священника, вытащил его из кровати и заставил поженить нас на месте. Но будет жаль испортить все изысканные извращения, которые я для нее приготовил на Ритуале.

Так что, может, на сегодня она и так увидела достаточно моего уродства.

Обхватываю ее, переворачиваясь наверх.

— Знаешь, я никому этого не рассказывал, — протягиваю я, опускаясь к ее влажным бедрам. Все это время мои глаза прочно зафиксированы на ее, одновременно как предупреждение и как интимная связь. Она все еще в одной комбинации, без трусиков, и начинает ерзать подо мной, понимая, что я собираюсь сделать.

Я хватаю нож, который все это время бездействовал на атласных простынях, и поднимаю его к ее горлу, заставляя замереть.

— Теперь, как ты, конечно, понимаешь, в твоих руках огромное количество власти, — предупреждаю я, разводя ее дрожащие, обнаженные бедра своими коленями, одетыми в черное, и устраиваясь между ее ног. Все еще держа нож у ее горла, я приближаюсь к ее мокрой киске, ее лобковые волосы блестят. — Мне нужно убедиться, что ты сохранишь это в секрете. Что ты понимаешь, к чему приведет любое нарушение.

Высунув язык, словно дьявол, я провожу им между ее губками, прежде чем зажимаю ее клитор зубами. Она выдыхает ругательство, сжимая бедра вокруг моей головы.

— Я ведь стану твоей женой, да? — тяжело дышит она, ее ноги немного расслабляются, позволяя моему языку продолжать ласкать ее клитор.

Я продолжаю проводить длинные, медленные движения, проходя по всей ее щели от конца до начала.

Она поднимает бедра, подавая их вперед, чтобы трахать мое лицо, оставаясь при этом с головой, утонувшей в подушке, с моим ножом у ее горла. Ее волосы разлетаются по атласу, как эбеновые лучи солнца, грудь тяжело вздымается, пока я мучаю ее удовольствием.

— Моя жена, да, — горячо говорю я, касаясь губами ее клитора, прежде чем снова его облизать, нарочно, медленно. — Да, и я буду твоим мужем, пока смерть не разлучит нас.

Я скалюсь, как животное, которым и являюсь, слегка касаясь ее клитора зубами.

Она содрогается, ощущая опасность за сладким удовольствием.

— Ты должна понять, с чем имеешь дело, — говорю я, облизывая ее киску между словами, пользуясь моментом, пока она выгибает бедра, чтобы просунуть руку под ее тело и воткнуть пальцы в ее готовую попку.

Она грубо и быстро насаживается на мои пальцы, пока мой язык скользит по ее клитору, втягивая его в рот, когда она на грани оргазма. Она извивается на кровати, трется киской о мое лицо, будто завтрашнего дня не существует.

— Да, да, заставь меня кончить для тебя, муж, — стонет она, прежде чем разрядиться, оставляя крем своего удовольствия