Подводная конкиста - Вита Марли

и кулуаканцы больше не могли атаковать. Лишь форсировать озеро, не давая неприятелю шанса пересечь его. Команда, подчиняясь указаниям капитана, спешно ремонтировала поврежденные суда. Из-за нехватки материалов полное восстановление тендеров стало невозможным.

Потянулись долгие, изнурительные дни. Провиант скудел, хотя к большой удачи кулуаканцев, успевших захватить Агуальтепек, воины Шбаланке пополняли запасы пресной воды и умудрялись раздобыть фрукты.

— Мы так и будем бездействовать, капитан? — в очередной раз спросил он. — Плавучие сады не уничтожены до конца, пресная вода осталась в колодцах. Столице не грозит голод, а сами мы жрём траву и запиваем, собранной по утрам росой. Не следует ли нам перейти в наступление?

— Рано, — отвечал Эстебан. — Мы разрушили часть островов. Тлатоани может прокормить армию, но не весь Тланчанпан. Кроме этого, основные силы, которые правитель отправил, чтобы покорить Кулуакан, всё ещё отрезаны от поставок. Мы будем ждать.

— Чего?

— Помощи. И уповать на удачу. Если вождь Ицкоатль не сможет отбить атаку — нам конец.

С тех пор время словно застыло, дни казались нескончаемыми, а ночи — еще более долгими. Кулуаканцы почти не смыкали глаз, сменяя друг друга на постах каждые несколько часов. Однажды ночью им удалось сорвать диверсию — попытку поджога кораблей, а в другой раз — перехватить посланца из столицы, везущего с собой корзину провианта.

В одну из ночей Альтамирано проснулся от странного ощущения. Тишина. Звенящая, неестественная тишина. Обычно гавань наполняли звуки: плеск волн, скрип дерева, перекличка часовых. Сейчас же не было слышно ничего, словно весь мир затаил дыхание.

Капитан вскочил на ноги и выбежал на палубу. Ночь была безлунной, но звёзды сияли ярко, освещая неподвижную гладь. Темпло Майор возвышался вдали, словно чёрный силуэт, вырезанный из обсидиана. И ни души. Ни факелов, ни воинов, ни света вдали. Тишина давила на перепонки, вызывая нервную дрожь.

Внезапно тишину разорвали звуки боевых кличей. И сразу за ними — крики, барабаны и свист. Со стороны берега на флот надвигалась целая армада тланчанских каноэ. Жители столицы все, от мала до велика, сели в лодки и отправились топить неприятеля.

— Тревога! — заорал Эстебан, срывая голос. — Свистать всех наверх!

Матросы, словно тени, вынырнули из трюма и похватали оружие. Паника нарастала. Кулуаканцы спешно готовились к бою, развернув тендеры так, чтобы пушечная канонада могла разметать врага.

— Капитан, смотри! — матрос Зума дёрнул испанца за рукав. — Со стороны нашего берега свет факелов. Сюда движется армия. Знать бы чья.

Капитан прищурился в попытках распознать пришельцев среди зарослей. Огни мелькали с поразительной быстротой, воины приближались.

Ещё несколько тревожных минут понадобилось Альтамирано, чтобы узнать их: яркие плюмажи, плащи с символом Кулуакана и знакомые лица. Касик Ицкоатль пришёл на помощь и привёл своё войско. Рядом с ним плечом к плечу шагала его отважная дочь, женщина с неуёмной энергией, которую никому не удавалось остановить.

На выручку к Эстебану явилась его возлюбленная Иш-Чель.

Глава 47

Кулуаканцы взяли контроль над дамбами. Затем ступили на сушу и первым захватили купеческий квартал. Воины Ицкоатля продвигались вперёд, теснили неприятеля, а Эстебан с малыми остатками флота был вынужден прикрывать то тыл, то фланг.

Битва за Тланчанпан разгорелась с новой силой. Кровь окрасила воды озера, земля содрогалась от топота тысяч ног. Столичные тланчане оказывали сопротивление, но натиск Ицкоатля был неудержим: кулуаканцы, воодушевленные прибытием подкрепления, яростно сражались, понимая, что на кону стоит их свобода. Эстебан, командуя остатками флота, умело маневрировал между дамбами, обстреливая неприятеля из пушек и поддерживая наступление сухопутных войск.

Тлалок бездействовал и это нервировало испанца. Не мог смертный человек быть хитрее древнего бога, военный успех кулуаканцев больше походил на ловушку.

Но на раздумья не было времени.

За купеческим кварталом пал ремесленный, затем опустели поместья вельмож, следом армия Ицкоатля ворвалась в церемониальный центр. Дворец тлатоани пылал, но вождь всех тланчан, правитель Атоятль, давно покинул собственную резиденцию. Последним плацдармом стала пирамида Тлалока. На неё Ицкоатль бросил все силы, приказав Эстебану высадиться на сушу и принять участие в штурме храма.

Альтамирано спрыгнул на влажную землю. Вместе с матросами он пробивался к основному войску и, объединившись, ринул вверх по ступеням пирамиды. Он поднимался, не зная устали. Он шёл на вершину и мысленно взывал к праотцам, дабы они благословили его праведный путь. Он превратился в героя хроник, в отважного сеньора, сражавшегося с древним идолом. Сопротивление тланчан было отчаянным, но обреченным. У них, истощённых и усталых, ломались макуауитли, стрелы почти не причиняли вреда неприятелю, не спасали от ран хлопковые кирасы.

Эстебан догнал своего вождя почти у самой вершины. Позади остались груды мертвецов и теперь перед взором кулуаканских солдат предстали трое — юноша, старик и древний Бог. В старце Альтамирано признал тлатоани Атоятля. Правитель оказался таким дряхлым и немощным, что сквозь набрякшие веки едва различал чей-либо силуэт. Двести лет правил тланчанами Атоятль и столько же тлел подобно угольку, связанный ритуалом клятвы. Его богатые одежды кричали, нет… вопили о царственном происхождении. Он словно сошёл с рисунков, которые Эстебан когда-то часами разглядывал на страницах рукописей испанских завоевателей.

— Мои поздравления, Ицкоатль, — голос Атоятля скрипел, как прогнившие доски забытого корабля. — Ты одержал верх. Отныне Тланчанпан в твоей власти, и твою голову украсит венец из перьев, достойный великого… кхе-кхе… — старик с трудом прокашлялся, речь давалась ему тяжело. — великого вождя.

Пленённый Аапо в объятиях агавовой верёвки что-то пискнул. Худой и бледный он стоял на коленях прямо у ног престарелого тлатоани, а за его спиной, сцепив руки, возвышался сам Тлалок.

— Заверши своё дело, Ицкоатль Тлилектик Акамапичтли Тлакаелель, — голосом змея-искусителя обратился к касику Бог Дождя. — Ты оставил позади себя реки крови, а теперь явился сюда, чтобы сместить правителя. Убей старика и займи его место. Стань моим верным слугой и почитай меня, как должно. Взамен, вождь, ты никогда не познаешь смерти.

Альтамирано поморщился. Что он несёт? Каким слугой? С какой это стати?

— Сеньор, — прошептал испанец правителю, склонившись к его уху, — мой мушкет готов к выстрелу, а порох превосходного качества. Нет нужды убивать старика, прикажите стрелять в Тлалока.

Господин Чак недобро сверкнул глазами. Голос его был низким, но рокотал так громко, словно вещали сами небеса.

— Подобно тому, как нельзя остановить дождь, так и тебе, теуль, не суждено лишить меня жизни. В твоих венах течет кровь, запятнанная предательством и изменой. Вся твоя сущность пропитана скверной, поскольку такова природа каждого теуля. — Тлалок достал письмо, начертанное испанцем, свернул его и вложил в зубы Аапо. — Смотри, касик, — получив тычок, Аапо пополз на коленях