Лицо с обложки - Юлия Белкина

— Не разорваться же мне, — жаловалась кузина. — Одной ногой здесь, истерику изображать, другой ногой тебя на дачу увозить! Да и киндера некому поручить. Ты машину не водишь, а мне алиби нужно.

Да, осуществление нашего плана требовало как минимум еще одного члена команды, умеющего водить машину. Кто повезет Димочку и меня на дачу? Ведь Даша в это время сидит у подруги и разыгрывает полное неведение…

— Что будем делать?

— Нужно искать водителя с машиной

— Может, просто такси вызвать? — предложила я.

Но кузину такой вариант не устроил.

— Никто ребенка на такси не похищает, — поучительно заметила она. — Нет уж, играть так играть.

Даша вошла во вкус и хотела придать мероприятию максимальную правдоподобность. Постучав длинными ногтями по лакированной столешнице, кузина задумчиво произнеси:

— Есть у меня один знакомый… Герман…

И сердце во мне в тот момент не дрогнуло!

День двадцатый

У фонтана присядем молча мы

Здесь, на каменное крыльцо.

Где впервые глазами волчьими

Ты нацелился мне в лицо…

Марина Цветаева

Герман Солодовников оказался другом детства моей беспутной кузины, ее первой неплатонической любовью, учебником жизни и соседом по двору. Это его бронзовый «рено» я видела в тени лип у соседнего подъезда во время ежедневных прогулок с Димочкой.

Как в двух словах описать человека, сыгравшего в моей жизни одну из главных ролей? Скажу лишь, что в ту пору, когда я впервые его увидела, Герман принадлежал к типу молодых людей, которые безумно нравились мне и которым я была совершенно безразлична. Он был красив, высок, строен. Светлые волнистые волосы зачесывал назад над высоким лбом. Худоба придавала его липу мужественности. Возможно, будь он плотнее, его внешность показалась бы слащавой, но Солодовников был поджар, в его движениях сквозила энергия хищника.

Герман пообещал навестить нас вечером, на другой день после того, как мы решили внести в команду третьего игрока.

— Между прочим, — хихикая, сплетничала Даша, пока мы дожидались визита друга ее детства, — одна моя приятельница, та, что с волосами цвета «баклажан», свихнулась на оккультизме и хиромантии. Так вот, она высчитала, что Герман в прошлом воплощении был львом!

Я хотела заметить язвительно, что разрыв между человеком и львом больно велик, и если лев так морально возрос «над собой», чтобы дослужиться до роли человека, то это должен быть не иначе как смиренный травоядный лев Иордан, который водил на поводу монастырского осла… Но ответить я не успела. В дверь позвонили, и перевоплощенный лев появился на пороге нашей квартиры. Увидев его, я поперхнулась словами и весь оставшийся вечер не могла выдавить ни слова, уступив Даше инициативу ведения переговоров.

Военный совет проводили в спальне.

Слушая жалкий лепет кузины, я морщилась при мысли, что сумела бы изложить идею куда стройнее. То ли присутствие Германа действовало на нас подавляюще, то ли что другое, но, когда Даша попыталась облечь эмоции в слова, она смутилась, замямлила, подыскивая выражения, и оттого все окончательно запутала. Я ожидала, что Герман в любой момент перебьет ее вопросом:

— Стоп, ничего не понял. Давай поконкретнее.

Нo Герман молча чистил апельсин, развалясь поперек супружеского ложа, и не перебивал ее.

Даша прохаживалась взад-вперед по комнате, в волнении ломая пальцы. На ее скулах горели малиновые пятна. В распахнутых полах белого хлопчатобумажного халата мелькали аппетитные ляжки.

По лицу друга детства нельзя было угадать его мнение о плане. Зато, приглядевшись внимательнее, я скорее почувствовала, чем догадалась, о чем Герман думает в эту минуту. Он думал о Даше: «Хороша, хоть женись… А что? Может, и женился бы, да Ханьян перехватил и обломал всю малину. Попортил девку. Кто бы мог подумать, что ее эдак разнесет? Какой кошмар жениться на стройной козочке, а в итоге заполучить бабищу с формами мадам Грицацуевой»…

— Слушай, ты можешь не жрать апельсины на кровати? — неожиданно рявкнула Даша, прервав сеанс чтения мыслей на расстоянии. — Заляпаешь соком покрывало, урою!

— Слушай, — парировал Герман, — тебе в детстве не рассказывали сказку о принцессе, у которой изо рта падали змеи и лягушки? Случайно не про тебя?

Кузину аллегория не смутила.

— С вами, козлами, только так и надо, — убежденно ответила она. — Марш мыть руки!

Друг детства поленился спорить. Вышел в ванную, покорно вымыл руки, пригладил перед зеркалом волосы. Ванная комната служила продолжением алькова. Герман усмехнулся, увидев на краю джакузи ароматические свечи в форме фиолетового фаллоса.

Рассматривая отражение друга детства в широком зеркале над умывальником, я снова как будто всей кожей почувствовала. о чем он думает: «Осиротевшее любовное гнездышко! Мило, детка, мило. Но не сработало. Понимаю, обидно! Не выражалась бы, как хабалка, глядишь, и помятый животик не так бы в глаза бросался»…

Герман вдруг поймал в зеркале мой взгляд и неожиданно заговорщицки мне подмигнул, словно между нами были какие-то общие тайны. Я испуганно опустила глаза и весь вечер старалась не смотреть в его сторону.

— Гера, не томи, говори, что ты об этом думаешь? — крикнула кузина.

Я решила, что сейчас он скажет:»Девки, да вы рехнулись!» Но Герман, вернувшись в спальню, спросил:

— Долли, ты это серьезно?

— Еще бы не серьезно! Поможешь провернуть?

Герман засмеялся:

— Не-ет! Я с такими делами не связываюсь…

Я удивилась: с какими такими делами, ведь это лишь розыгрыш? Но промолчала. Дашу же ответ Германа скорее разозлил, чем удивил.

— Но почему нет? — раздраженно спросил она. — Почему?

— Как говорится, ценю оказанное доверие, — друг детства иронично приложил правую руку к сердцу, — но чтобы я с Ханьяном связываться стал? Да за своего отпрыска… отписька… — Герман засмеялся собственной шутке, — они меня паяльной лампой! Ханьян и женился на тебе только из-за пацана! Родила бы ты девку, посмотрел бы я…

— Но похищение не настоящее! — перебила Даша.

— А со стороны все выглядит очень даже натурально. Знаешь, мне не нужны проблемы.

— Но милиции не будет! Никакого выкупа, никаких денег. Ты ничем не рискуешь! Подумай, не дура же я — под себя копать. Все устрою так, чтобы проблема решилась без шума, в своей семье.

— Вот семьи-то я и боюсь больше всего! — с неожиданной серьезностью заявил Герман. — С твоим батей еще можно было бы договориться, но с отцом Ханьяна… Никогда.

На протяжении этого не вполне понятного для меня разговора я только и успевала, как китайский болванчик, поворачивать голову вверх — на Германа, вниз — на Дашу, стараясь уловить скрытый от меня смысл. Почему Герман отказывается? Что такое связано с семьей Ханьяна?

Но ничего понять я не успела.