От любви не умирают - Валентина Николаевна Кадетова

он умер не сегодня, а значительно раньше, когда мной начала овладевать даже не ненависть, а брезгливость, и от одной мысли о том, что он отец моего сына, что я когда-то спала с ним в одной постели, мне становилось тошно. А он по-прежнему ходил рядом, по-прежнему на что-то надеялся и время от времени пробовал заявлять о своих правах… правах мужа. Тогда осторожно, чтобы не разбудить Витю, он пробирался в зал и, дыша перегаром, начинал шептать слова, совсем отличные от тех, которые недавно, брызгая слюной, бросал мне в лицо. Но на «ночные» слова Павла хватало ненадолго: стоило ему почувствовать, что по-прежнему ничего «не светит», он снова переходил на свой дневной лексикон и устраивал скандалы. И тогда до утра в нашей квартире продолжалась война. Утром мы с Витей собирались в школу, а он ложился спать, чтобы отдохнуть и вечером начать всё сначала.

Конечно, это была не жизнь, а жуткое существование. Надо было что-то делать. А что? У меня никого не осталось в этом мире. Только сын. У меня не было средств, чтобы приобрести себе хоть какое другое жильё или даже платить за частную квартиру. А впрочем, я обманывала себя. Даже когда он перестал существовать для меня как мужчина, я жалела его. Я знала: если брошу его, он долго не проживёт. От него давно отказались родные (три брата и сестра), у него не было друзей. Я представляла себе, как найдут в квартире его труп. Возможно, обгоревший — пьяный, он всегда курил в постели, — возможно, вынут его из петли, или он просто умрёт от передозировки, и тогда я всю жизнь буду чувствовать себя виноватой. И я жила с ним в одной квартире, наливала ему в тарелку суп, убирала, стирала, терпела его издевательства. Я понимала, что нам надо расстаться, но мне хотелось сделать всё по-хорошему. Как это «по-хорошему», я точно не знала. Попросить его сестру, чтобы она забрала Павла к себе, и ежемесячно платить ей за это? Почему бы и нет?

Сестра жила одна. Замужем она никогда не была. Пусть бы сестра взяла к себе брата. Она живёт в родительском доме. Такое же право на тот дом имеет и Павел.

Я написала сестре несколько писем. Она ответила короткой запиской: «Он мне не нужен ни за какие деньги. Приедет — выгоню». Что ж, обижаться не стоило, удивляться — тоже. Я-то знала, какие фокусы он выделывал, когда приезжал на побывку к сестре.

Дом-интернат. А что? Он инвалид. Мы давно разведены, а сын ещё несовершеннолетний. Его должны взять. Съездила в собес, привезла необходимые бланки, взяла справки в сельсовете.

Когда он случайно наткнулся на бланки, то превратил их в клочья, а мы с Витей неделю вынуждены были жить у Зои; он пригрозил, что ночью задушит меня и моего «щенка».

Найти женщину, которая согласилась бы выйти за него замуж, а точнее, забрала бы его к себе? Но где найти такую женщину? В посёлке его хорошо знают, и никто, даже Сорока — последняя из последних поселковых алкоголичек — не захочет связать с ним свою судьбу. Написать в клуб знакомств? Написала. Пришли два письма. Я долго не решалась показать их ему. Однажды случилось, что он целых три дня подряд был трезвым. Я отдала ему те письма, и… мы с Витей снова немножко пожили у Зои.

Больше вариантов не было. «По-хорошему» не получалось, жизнь становилась совсем невыносимой. Повторно кодироваться он не хотел. И тогда я решила… Нет, зачем снова лгать себе? Прежде я встретила Володю. К этому времени я так «объелась» семейной жизнью, что была уверена: никогда даже не взгляну на мужчину как на потенциального мужа или любовника. Все они казались мне чудовищами, от которых даже пахнет так мерзко, что, если рядом в автобусе или в магазинной очереди оказывался мужчина, я отворачивалась и старалась не дышать с его стороны. Правда, на коллег по работе и на «должностных» мужского пола такое моё отношение не распространялось, они виделись мне просто деловыми партнёрами, а значит, существами бесполыми.

Я завидовала вдовам, разведёнкам и даже старым девам и как о счастье мечтала об одиночестве, поскольку одиночество казалось мне раем.

В начале апреля после длительных уговоров-приказов вынуждена была поехать на так называемые курсы повышения квалификации в Гомель. Ужасно не люблю ездить. Не люблю толпы, городской суеты, толкотни в общественном транспорте… Даже поездка в район утомляет меня так, что я дня три после неё не могу опомниться, привести себя в нормальное состояние. А тут Гомель. Конечно, я противилась как могла, но ехать пришлось. Я «подкинула» Витю Зое (Боже, когда и как я рассчитаюсь с Зоей за то, что всю жизнь пользуюсь её добротой!) и начала собираться, мысленно посылая не лучшие пожелания и администрации, и курсам, и всему, что было с этими курсами связанным.

Ах, если бы они знали (а может, просто не хотят знать), что такое — нынешняя школа! Если бы учёные дяди и тёти видели, как мы смеёмся над их теориями и «технологиями», над языком их «трудов», как отчаянно ищем выход из тупика, в который загнала нас горькая реальность!..

Я сидела в дизеле, листала томик Куприна и планировала, как с наибольшей пользой использовать время, которое буду добросовестно отбывать на лекциях. Перечитать кое-что из произведений, которые недавно введены в программу, пересмотреть конкурсные сочинения, разработать уроки русского языка в одиннадцатом классе… И дом… Дом… Что ещё отчебучит он дома? Снова будет собирать таких же, как сам, алкашей… Он давно начал выносить из дому вещи. Недавно пропил Витины туфли и мой свитер.

Зоя отказалась присматривать за моей квартирой. Просить соседей? Кого? Маевских или Ласько? Так ведь Степан с Максимом скорее помогут другу «реализовать» вынесенное, чтобы потом «славно секануть».

Правда, всё более-менее ценное я отнесла к Зое (больше некуда, да и не хочется лишних сплетен), но разве всё вынесешь? Домой время от времени будет наведываться Витя. Но что сделает Витя? Ай, пусть будет как будет. Подумав так, я углубилась в чтение.

В Гомеле остановилась у бывшей своей однокурсницы Аллы Сухоцкой. Алла жила одна. Правда, ездить от неё далековато. Но…

Первая лекция была по современной зарубежной литературе. Ну это нам не помешает послушать. Провинциальным учителям полезно хотя бы таким образом познакомиться с тем, что происходит в мировом литературном процессе.

С нетерпением ждала, кто войдёт в аудиторию.

Дверь отворилась. Я узнала его сразу. Нельзя сказать, что