Порабощенная душа - Кери Лейк

— У меня такое ощущение, что в тебе есть слои за слоями, которые ты каким-то образом держишь под замком. Что бы ни владело тобой… Я рад. — Он кивнул в сторону портрета с красной надписью. — Что это за татуировка?

Она пожала плечами.

— Я не знаю. Что-то, что он набил на руке. Я помню, что тату была там. Просто не помню, что там было написано.

— Она была набита красными чернилами?

— Черными. Что бы там ни говорилось, это было ложью. Поэтому я окрасила её в красный цвет. — Она подняла бровь. — Ты никогда не читал «Алису в стране чудес»?

Он ухмыльнулся.

— Умно. Странно, что ты помнишь всё, кроме самих слов.

— Да, ну, очевидно, мне не хотелось вспоминать об этом. — Она принюхалась. — Он для меня остался обычным донором спермы.

— Донор спермы, которого ты рисуешь часами?

Её челюсть выдвинулась.

— И какова твоя история, Гевин? — Она наклонила голову. — Какие тёмные тайны скрываются под твоей кожей?

Он фыркнул, приподняв бровь.

— Они там. Полагаю, столетия просто заставили меня окаменеть от них.

— Ты когда-нибудь встречал своего отца?

— Да. Несколько раз.

— И что ты о нём думаешь? — Она скрестила руки. — Он — всё, о чём ты мечтал видеть в отце?

— Даже не близко. Но я не виню его за то, чего он не знал. И мужчина явно никогда не чувствовал ко мне того, что отец чувствует к своему сыну.

— Что насчет твоей мамы? Могу поспорить, она была типа Золушки. Выросла без отца?

Гевин посмотрел на пол.

— Нет. Не совсем. — При упоминании матери у него внутри скрутилась боль.

— Скажи мне. Ты же всё равно окаменел, да?

Гевин сосредоточился на пятнах краски, разнесенных по деревянным доскам, и глубоко вздохнул, прежде чем откашляться.

— Она покончила жизнь самоубийством, когда мне было шестнадцать лет. — Он уловил проблеск раскаяния в глазах Сабель, вероятно, отражающий его собственное. Гевин не говорил о своей матери столетиями, и он не собирался заставлять её чувствовать себя плохо из-за этого вопроса. — Когда я был мальчиком, на сыновей принцев охотились. Я видел, как мужчина убил моего брата, прежде чем я смог его спасти. — Разговоры о Легарроде требовали гораздо больше смелости, чем он мог. Его младший брат был, пожалуй, единственным человеком в мире Гевина, который когда-либо причинял ему самую непреодолимую боль. Он сглотнул и снова прочистил горло. — Он был объемным мальчиком… рождённым от отца-человека. Даже не Гнева.

Когда он рассказал свою историю, глаза Сабель смягчились и стали тёплыми и печальными, что побудило Гевина продолжить.

— Я думаю, моя мать хотела умереть в тот момент, когда я познакомил её с Легарродом. В тот день она потеряла гораздо больше, чем моего брата. Я видел это по её глазам, по тому, как потускнел блеск, который она всегда несла в себе. Под её кожей стали видны кости. С каждым днём она, казалось, становилась всё более закрытой, как труп, поднимающийся из могилы и постепенно умирающий. — Старая знакомая печаль поднялась из глубины живота Гевина. — Как бы ужасно это ни звучало, когда она наконец сделала это, я почувствовал почти… облегчение. — Разноцветные пятна на полу слились в одно размытое, когда перед ним встало это воспоминание. — Каждый день я ждал этого — я знал, что это то, чего она хотела. Но я думаю, что она продержалась до тех пор, пока я не стал достаточно взрослым, чтобы постоять за себя, что не имеет смысла, потому что в конце я присматривал за ней. — Его язык провёл по задним зубам, пока он размышлял, признаться или нет в том, чего он никому раньше не говорил. Каким-то образом это событие всегда вызывало у Гевина лёгкий укол вины. Стыд. Как будто он каким-то образом подтолкнул её к этому. — Я нашёл её повешенной на стропилах в сарае. Она не хотела, чтобы я жил с воспоминаниями об этом в доме. Я даже не могу сказать, что в выражении её лица была борьба. Вскоре после этого меня нашла Цеферина. — Он поднял взгляд на Сабель. — Я часто задаюсь вопросом… что было бы, если бы я добрался до Легаррода быстрее. Если бы это был я. Я знал, что она любит меня. Я просто думаю, что она скучала бы по нему больше.

Брови Сабель нахмурились.

— Мне жаль. Я не знала… с моей стороны было неправильно насмехаться над тобой.

— Я верю, что иногда смерть забирает душу раньше тела. Я знаю, что она умерла в тот же день, что и Легаррод. Меня убивало то, как она день за днём терпела боль. Ничто не заставляет тебя чувствовать себя таким беспомощным, как наблюдение за тем, как исчезает тот, кого ты любишь.

— Иногда нет ничего, что могло бы устранить такую боль. Я не могу себе представить, что потеряю Ти Джея или Джени. — Она сморгнула слёзы. — Нет ничего страшнее для матери.

— Полагаю, ты права. — Он заставил себя улыбнуться. — И всё же я не могу не винить себя.

— Не вини себя, Гевин. Материнство — это состояние, не имеющее правил и границ, резервуар любви, неспособный когда-либо истощиться. Несмотря ни на что. Такое горе было не под силу исцелить сыну. — Её взгляд оторвался от него. — Ты планируешь когда-нибудь завести детей?

Гевин посмотрел вниз и улыбнулся.

— Думаю, каждый мужчина хочет передать наследие. Но дети никогда не значились в моих планах. — Даже если бы он хотел детей, Гевин не смог бы заставить себя стать отцом, сделав ублюдком своего сына, используя женщину, и вскоре вернуться обратно в Обсидиус, где ему в конечном итоге грозила смерть. — Могу тебя заверить, если бы они всё-таки появились, я бы сделал всё возможное, чтобы стать лучше, чем мой отец.

— Бывают дни, когда я задаюсь вопросом, приняла ли я наилучшие решения, чем моя мать. Не то чтобы это место было намного лучше или у нас было намного больше, чем у меня, когда я росла.

— Извини моё отсутствие родительского опыта, но я бы рискнул ответить, что твоим детям плевать, где вы живёте и что у вас есть. Жизнь — заключается в том, как ты её проживёшь и с кем ты её разделишь.

— Знаешь, для демона ты иногда говоришь довольно глубокие вещи.

Он ухмыльнулся.

— Полагаю, у меня проскакивают моменты просветления.

Она вернулась к рисованию, и, господи, её бедра, выглядывающие из-под шорт, чуть не сломили его выдержку. Она единственная