Девушка из другой эпохи - Фелиция Кингсли

– И ваша экономка, Сунь-И, тоже не кажется мне просто экономкой.

– У вас богатое воображение, Ребекка, – уходит от ответа он.

– Вы сами в Эпсоме сказали, что моя интуиция меня не подводит, так?

– Мы приехали, – объявляет Ридлан.

И правда, я обнаруживаю, что экипаж остановился. Ридлан встает, открывает дверцу и спускается. Я выхожу следом, и мы оказываемся у ворот худшей тюрьмы Лондона.

– Вы к кому? – рявкает стражник у входа, когда подходит наша очередь из вереницы посетителей узников.

– К Бенджамину Харлоу, – сообщает Ридлан.

– Невозможно.

– Почему? – спрашиваю я.

– Не ваше дело. Вы кто такие? – с довольно злым выражением спрашивает он.

– Я Ридлан Нокс, а он… он…

– Горацио Кейн, – поспешно вставляю я.

– Горацио Кейн, мой секретарь.

– И почему же кавалер Ордена короны хочет видеть убийцу?

– Это вас не касается.

– Преступнику Харлоу посещения не положены, приказ магистрата, никаких исключений.

– Поспорим? – Ридлан достает из сюртука листок, на котором сверкает королевская печать. – Что, если сам регент дал мне право входить в любую тюрьму? Или желаете лично объяснять его высочеству, почему не можете обеспечить мне встречу с Харлоу?

Охранник откашливается, сплевывает на землю и кивает нам:

– Входите.

27

У меня никогда в жизни не было повода оказаться в тюрьме, но тюрьма из девятнадцатого века отбила бы желание совершать преступления даже у террориста.

Темный тоннель, удушливый и вонючий, – настоящий портал в ад.

Охранник передал нас надзирателю, который показывает путь к камере Харлоу – закуток за тяжелой металлической дверью с окошком, через которое передают еду.

Войдя, мы видим на краю деревянной койки с грязным матрасом мужчину.

Он одет так же, как при аресте, но теперь его костюм в беспорядке, и ему будто тяжело держать голову – как если бы на него давила вся тяжесть мира.

– Харлоу, к тебе посетители, – сообщает ему надзиратель. – Наслаждайся. – И захлопывает за нами дверь с оглушительным грохотом, который эхом отражается от каменных стен.

– Вы кто? – спрашивает Бенджамин Харлоу голосом, охрипшим от стольких дней крика. Его светлые волосы спутались и слиплись, борода отросла и торчит в разные стороны, глаза опухли и потускнели. – У вас не найдется куска хлеба? Капли воды? Пожалуйста!

– Я подруга Эмили, это сэр Ридлан Нокс. Мы пытаемся разобраться, что с ней произошло на самом деле, – отвечаю я, и мне ужасно стыдно, что я не подумала взять для него немного еды.

– Мы провели расследование, и наша информация отличается от той, что сообщают везде, – отвечает Ридлан. – Мы бы хотели задать вам несколько вопросов.

Он обессиленно качает головой:

– Я ничего ей не сделал, я невиновен.

– Я знаю, – говорю я. – Я видела, как вас арестовали. Вы левша, как и я, а убивший Эмили – нет.

– Вот уже десять дней как я не видел ни единой живой души – кроме того человека, который назвался моим адвокатом от государства, но с тех пор больше не возвращался. Как вы сумели войти?

– У меня есть специальное разрешение, – кратко поясняет Ридлан.

– В этой камере должен сидеть другой человек, – говорю я, приседая перед ним на грязный пол. – Но мы не сможем вам помочь, Бенджамин, если вы не расскажете нам все как есть.

Он кивает:

– Что вы хотите знать?

– Ты был любовником Эмили Фрэзер? – безжалостно спрашивает Ридлан напрямик.

– Да здравствует дипломатия! – укоряю его я.

– На нее нет времени, – возражает он. – У вас была связь с Эмили или нет?

– Я ее и пальцем не тронул, клянусь всем тем, что мне дорого.

– В таком случае какие у вас были отношения?

– В поместье Дювилей служит моя тетя, Нэнси, моя единственная семья на всем белом свете, она кухарка, и я заглядывал к ней, – начинает рассказывать он. – Нас расквартировали как раз в Хартфордшире, рядом с владениями Дювилей, поэтому я навещал ее каждое воскресенье.

– И почему же все решили, что вы любовники? – торопит его Ридлан.

– Я познакомился с Эмили, потому что она проводила больше времени не в господских комнатах, а в помещениях для слуг. Она была очень одинока: ей хотелось общения, но не любовной связи. Со временем я заметил, что ее меланхолия все больше обращается в тревогу. Эмили казалась почти напуганной.

– Чего же она боялась? – спрашиваю я. – Она вам сказала?

– Она дала понять, что больше не чувствует себя в безопасности, и попросила помочь ей сбежать из поместья Дювилей – спрятала записку в коробке с печеньем, которую каждый раз передавала мне тетя.

– Почему ей нужна была помощь? Она не могла сбежать сама? – спрашивает Ридлан.

– Не имею понятия. Она хотела, чтобы я тайно увез ее в Лондон. – Бенджамин Харлоу пытается что-то вспомнить, но он устал и, похоже, не вполне ясно мыслит. – Она спрятала кожаный футляр в корзине с починенным бельем, которое тоже приготовила мне тетя Нэнси, сказав, что должна отдать футляр в «Кроникл», и просила сберечь его до следующего воскресенья – мы собирались уехать в этот день.

– И вы ее увезли?

– Когда я вернулся, то узнал, что Дювили перебрались в городской дом на Ганновер-сквер к открытию сезона, и больше я ее не видел.

– Это означает, что Эмили не уезжала ни в какой Бат лечить здоровье, – добавляю я.

– Мне о таком неизвестно.

– Но вы все же пошли в «Кроникл», – замечаю я. – В день вашего ареста я там была – пришла на встречу с Торпом.

– Узнав о смерти Эмили, я поехал из Хартфордшира в Лондон, к директору «Кроникл», чтобы передать ему кожаный футляр, который оставила Эмили. Но безуспешно.

– Что было в футляре?

– Не знаю. Эмили сказала его не открывать, я так и сделал, – признается он.

– И где он сейчас? – уточняет Ридлан.

– Я снял комнату на постоялом дворе на Бристоль-стрит, в двух шагах от моста Блэкфрайерс. Заплатил за сорок дней вперед, футляр должен быть еще там.

– И семья Эмили ничего не знала о ее плане побега? – продолжаю спрашивать я.

– Не думаю, что мачеха пустила бы ее в дом. Эмили знала, что, если уйдет от мужа, разразится скандал, а леди Леони ценит репутацию семьи превыше всего.

– Это из-за Максима она не чувствовала себя в безопасности? – предполагает Ридлан.

– Она говорила вам, что здесь замешана другая женщина? – добавляю я.

– Да, была другая женщина. Эмили боялась, что ее хотят заменить, но что именно происходит, не объяснила.

Именно это я и хотела услышать: мои подозрения теперь падают на конкретного человека.

– Она никогда не упоминала Аузонию Осборн?

– У Эмили был