Измена. Верну тебя, жена - Ира Орлова

— Артём, — голос у нее надломлен от волнения, — мне нужна твоя помощь. С документами… что-то не так. Можешь приехать?

Не верю своим ушам. Она явно взволнованна. Но в груди теплеет. Аня обратилась ко мне за помощью. После всего, что между нами произошло. Это глупо, но радость переполняет меня.

— Хорошо. Буду через час, — стараюсь не выдавать свои эмоции и того, что был рядом.

Макс уже спит. Аня раскладывает передо мной бумаги. Её руки дрожат, глаза блестят от слёз. Я сажусь, беру документы.

Сначала всё нормально: договор, суммы, подписи. Но дальше — хуже. Челюсть сжимается. Суммы растут. Подписи не её. Я знаю её почерк, как она выводит букву «Г». Отчёты пестрят корректировками, безосновательными. Это мошенничество чистой воды. Подстава.

Ярость вскипает. Кто-то посмел тронуть мою женщину. Смотрю на неё бледную, растерянную, и хочу разнести все вокруг.

Хочу обнять её, сказать, что защищу, что не дам никому её сломать. Но в дверь стучат. Кого еще принесло в такой час?!

— Как… как это всё возможно? — шепчет испуганно Анютка. — Я же проверяла… Юрист сказал, всё чисто…

— Твой юрист? — я хмурюсь. — Он это видел?

Она кивает, её взгляд мечется по столу, по бумагам, как будто там прячется ответ.

— Он сказал, это нормально. Что суммы растут из-за бизнеса…

Я сжимаю кулаки. Юрист. Ещё одна ниточка, которую надо проверить. Если он в деле, я ему шею сверну. Но сейчас не время. Надо понять, кто и как причастен к этому.

Стук в дверь повторяется. Более громкий, требовательный, как удары молота. Мы замираем. Аня вздыхает, её глаза полны ужаса. Я встаю, инстинкт берёт верх.

— Не открывай, — умоляет она.

— Громова Анна Сергеевна! Откройте дверь! Полиция! — голос за дверью мужской, резкий, официальный.

Моё сердце падает в живот. Полиция? Здесь? Я смотрю на Аню, она бледнеет, её руки цепляются за край стола, как за спасательный круг.

— Боже… Что… что вообще происходит, Тём?.. — еле слышно выдыхает она и крупные слезы текут по ее щекам.

Глава 40 АНЯ

Сердце колотится так, что кажется еще немного и оно разорвёт грудь. Я не понимаю, как все это возможно.

Артём смотрит на меня с беспокойством. Крепко сжимает мою руку, и это единственное, что держит меня на плаву в эту минуту. Не дает окончательно скатиться в истерику.

— Анют, все будет хорошо, — произносит он ободряюще, но я чувствую, что он и сам не до конца уверен в своих словах. — Что бы не случилось, я буду с тобой.

Я киваю, но ноги подкашиваются. Мозги плохо соображают. В голове полнейшая каша. Кому вообще нужно было меня подставлять? А главное — зачем?!

Сынок мирно спит в своей комнате, и мысль о том, что он проснётся и увидит полицию, парализует.

Я хочу крикнуть во все горло: «Это ошибка!» — но слова застревают в горле. Стук в дверь становится громче, и Артём, сжав челюсть, идёт открывать.

Дверь распахивается с глухим ударом, и в дом вваливаются трое. Двое в форме — потёртые погоны, усталые лица, будто они уже десятый вызов за ночь отработали. Третий — в штатском, с папкой под мышкой, в мятой рубашке, взгляд колючий, как у человека, которому всё в этой жизни надоело.

Он у них за старшего. Представляется Ковалёвым Антоном Борисовичем, тычет мне бумаги в лицо на мое задержание и обыск.

— Громова Анна Сергеевна, вы подозреваетесь в совершении преступления, предусмотренного частью 4 статьи 159 Уголовного кодекса Российской Федерации — мошенничество в особо крупном размере, — выдает он монотонно, голос у него хриплый, как будто он курил всю дорогу сюда.

Смотрю на него и все, что он только что сказал, звучит, как приговор. Артём сжимает кулаки, но молчит, его взгляд мечется между мной и полицейскими.

— Я… никого не обманывала, — бормочу, чувствуя, как горло сжимается. — Это какая-то ошибка.

Ковалёв хмыкает, царапает что-то ручкой в своих документах.

— Ну, понятно, — бурчит он, косясь на второго в форме, молодого, с прыщами на шее. — Слав, давай понятых тащи, чего стоишь?

Тот, нехотя отрывается от стены и топает в коридор. Через десять минут возвращается с двумя соседями. Пожилой женщиной в халате, которую я никогда прежде не видела и мужиком лет сорока. Он жил через два дома от нас, но близко мы никогда не были знакомы.

— Господи, что ж творится. Такой приличный район и такое… — возмущенно шепчет женщина.

А мужик пялится в пол, будто ему стыдно. Унижение жжет, как будто меня раздели догола перед ними.

— Проходите, — машет рукой, как на базаре Ковалёв, и начинается кошмар.

Обыск проходит как в замедленной съёмке, но каждая секунда режет. Полицейские надевают перчатки,Слава осматривает кухню, его напарник — гостиную. Они открывают шкафы, ящики, перекладывают мои вещи, роются в моем белье…

Ковалёв забирает мой ноутбук, телефон, ту самую папку с документами, которую я показывала Артему.

— Это… моё, — шепчу, когда он кладёт ноутбук в пластиковый пакет. — Там все пропорции для ароматов и формулы…

— Всё проверим, — отрезает он, не глядя на меня.

Слёзы жгут глаза, но хуже всего это шаги сына в коридоре. Макс стоит в дверях, в пижаме, глаза у него огромные в тот момент, как у котёнка, которого загнали в угол.

— Мам? — голос у моего мальчика дрожит, он смотрит в непонимании на полицейских, на разбросанные вещи. — А что случилось?

Я рвусь к нему.

— Останьтесь на месте, Анна Сергеевна, — осекает строго меня Ковалёв. — А ты мальчик, иди к папе, не путайся под ногами.

Артём подхватывает Макса, прижимает к себе.

— Всё хорошо, сынок, — успокаивает он его. — Это просто ошибка. Они сейчас все осмотрят и уйдут.

Макс цепляется за него, его лицо бледное, губы дрожат. Я хочу обнять его, но пока не могу.

Полицейский в штатском фотографирует стол, где лежали документы, и я чувствую, как мир рушится. Мой сын видит, как его мать обвиняют в преступлении. Это хуже, чем любой арест.

Слава, роющийся в ящике, косится:

— Ну вот, ещё истерик не хватало… — но Ковалёв шикает на него.

— Помолчи, Слав. Делай своё дело.