Притча о судьбе - Мелли Т. Толлэм

— Габриэлла, — продолжила она, и у меня перехватило дыхание. — Мой отец погиб на войне, а мать умерла при родах. Беременность может быть трудной для фейри, но я не могу сожалеть о событиях, связанных с ее рождением, учитывая, что смерть моей матери сделала меня верховной леди Весеннего двора.

— Габриэлла, — повторила я, нахмурив брови, задаваясь вопросом, как вообще Габриэлла оказалась так далеко от Страны Фейри.

— Да, та маленькая идиотка, — ухмыльнулась Лира, и мое тело напряглось. — Она была болезненным маленьким созданием, родилась рано и осталась с внешностью, напоминающей человеческую.

Она наклонила голову.

— Так что я её продала. Последнее, что мне было нужно, — это бесполезная обуза, тащащая меня ко дну.

Пламя лизнуло мое тело, когда я уставилась на Лиру.

Эта сука должна была умереть.

Глава 24

Райкен

Моя корона была у Далии меньше пяти минут, а она уже умудрилась ввязаться в этот хаос. В течение нескольких мгновений, пока она занимала трон, я был в ее голове, и это было не очень приятное зрелище. Она была вихрем эмоций после потери десяти лет своей жизни в Иной Мир. Она жаждала мести, но не знала, куда направить ее. Первой мыслью было, пойти к Малахию, но, заглянув в мое детство, она не могла не сравнить себя с моими родителями.

Поэтому она согласилась на меньшее, сосредоточившись на одном человеке, который, несомненно, заслуживал ее гнева. Она спросила о Эйдене, но ей напомнили, что она отпустила его.

Мысли о Малахии эхом отдавались в ее голове — напоминания о его суровых осуждениях, в которых её мягкость приравнивалась к слабости, а преданность — к глупости, сбившейся с пути. Эти издевательские слова сделали её взрывоопасной, доведённой до предела, и она отчаянно стремилась доказать, что он ошибался.

Затем она исчезла, сосредоточившись на следующей цели: Лире.

Хотя мы и согласились, что Лира должна заплатить, мы не были к этому готовы. Она не была к этому готова.

Я только что получил ее обратно и не был готов потерять ее снова. Хотя Далия, вероятно, была намного могущественнее Лиры, Верховная Леди Весеннего двора была более подготовлена. Она неделями подряд выслеживала границу, готовя почву для нападения.

Вполне возможно, что все это время предполагаемой целью была Далия.

Ничего хорошего из этого не вышло бы.

— Черт побери! — я крикнул, понимая, что нам нужно действовать быстро. Мы не могли проиграть здесь снова. — Отлично, просейте меня к границе. Сейчас же!

Финн быстро переместился и схватил меня и Эулалию за руки. Мы пролетели сквозь туннель огня и раскаленных углей и приземлились на границе.

У меня отвисла челюсть от открывшегося передо мной зрелища.

Меньше минуты. У Далии было преимущество менее чем в минуту, и все же местность была окружена полным разрушением.

Мой брат превратил ее в оружие.

Темный смог поднимался от золотого пламени ее магии, накрывая страну и создавая барьер, слишком толстый, чтобы заглянуть сквозь него. Ни Летний двор, ни Весенний двор, ни мои собственные солдаты не были видны сквозь плотную атмосферу, но я мог их слышать. Их крики эхом разносились в воздухе, слышались кашель и хрипы, когда они боролись за дыхание. Полоса золотой молнии прорезала небо, ее вспышка была едва видна, когда она исчезла в облаке дыма, ударив по стране.

Я сделал глубокий вдох и вошел в темноту.

Мое сердце бешено заколотилось, когда я увидел обломки. Над травой повисла серая дымка, в воздухе вздымались догорающие угли. Солдаты Летнего двора лежали, пригнувшись к земле, дыша через одежду, и глубокий кашель сотрясал их грудь. Вдалеке все еще полыхало пламя, но разглядеть ее было почти невозможно.

Я потянул за связь и позволил ей притянуть меня к ней. По другую сторону она была разбитой — эмоциональной и обезумевшей, — но живой.

Я выругался себе под нос, когда мой взгляд скользнул мимо солдат Летнего двора.

— Вон там, — прокричал голос Финн мне в ухо. — С Эвандером.

Я проследил путь его указательного пальца и, прищурившись, вгляделся сквозь пыль и обломки, заметив Эвандера, ухаживающего за находящейся в отключке Далией. У меня перехватило дыхание, когда я рванулся сквозь смог, затормозив перед ними.

— Что случилось? — потребовал я, чувствуя, как трещит моя грудь.

Эвандер отошел от распростертого тела Далии, и я занял его место, похлопывая ее по рукам и плечам, обхватив голову руками. Ее грудь все еще поднималась при дыхании. Ее сердце все еще билось.

Слава богам.

— Она появилась из ниоткуда и поспорила с Лирой. Лира насмехалась над нами, переступив границу, а Далия сожгла ее. Огонь не прошел мимо границы и не сжег Центральное королевство. Это весь остаточный дым, — ответил он, взмахнув рукой, чтобы отогнать дым от своего лица.

Мой взгляд переместился на границу, дым рассеялся ровно настолько, чтобы можно было разглядеть мельчайшие детали. Там, где когда-то была граница, отделенная травинками, теперь лежал длинный обугленный след. Весеннего двора не было — только Летний и солдаты Центрального королевства.

Боги, я надеялся, что она не убила их всех. В Стране Фейри было не так много законов, но уничтожение целого двора по прихоти определенно подпадало под сферу наказания. Если бы кто-нибудь потребовал возмездия, мне пришлось бы убить его.

Раздался громкий пронзительный крик, когда приблизилась Эулалия с Сайласом на плече. Взгляд Эулалии скользил по полю, пока ворон щебетала ей на ухо.

— Сайлас говорит, что она сожгла физические границы между всеми дворами.

Моя рука потянулась вниз по руке Далии, когда я приподнял ее ладонью и осмотрел рану.

— А Весенний двор?

— Они сбежали, — ответила Эулалия. — Никто не пострадал. Она выжгла метки на границах, а затем сожгла их. Даже магия светила должна быть ограничена.

Я выдохнул с облегчением, раздраженный, но благодарный.

Хотя действия были необдуманными, она сделала это ради меня, ради Страны Фейри. Но если бы она нашла время, чтобы глубже проникнуть в мои мысли, она бы поняла, что эти усилия бесполезны. Фейри больше не имели для меня значения.

Единственное, что сейчас имело значение, была она.

Глаза Далии дрогнули и распахнулись, и её радужки — глубокие зелёные с золотом — казались тусклыми в сером свете, почти лишёнными жизни. Болезненная бледность растянулась по коже, приглушая веснушки на переносице. Я никогда не видел её такой слабой, опустошённой. Чёрт, даже после долгого заключения в подземельях Камбриэля она выглядела лучше.

Во мне снова вспыхнула ярость — на неё, на самого себя. Я был в бешенстве