Тысяча и одна тайна парижских ночей - Арсен Гуссе

Я думала, что сердце – пустое слово, но теперь вижу свою ошибку. Мое сердце – я вся. Если еще любишь меня, приходи немедленно, если даже не любишь, то все же приди. Клянусь, я не могу жить без тебя. Я знаю, ты любишь другую, но ради сладкого обмана дари мне хоть один час в день. Меня терзает горькое отчаяние.

Целую тебя. Не говорю о своих слезах, потому что это глупо, притом же ты станешь смеяться надо мной.

Маргарита

Бриансон напрасно старался укротить свое волнение при чтении этого письма: он глубоко любил Маргариту как прежде, так и теперь.

Он перечитал свою записку Жанне, потом – письмо Маргариты.

– Отлично, эти две страсти опутали меня с головы до ног.

Он требовал совета у рассудка и сердца: рассудок советовал никогда больше не видеть Маргариту, но сердце взяло верх.

Была половина первого. Марциал вышел на бульвар, не зная сам хорошо, как поступить дальше. Остановил фиакр и велел отвезти себя на улицу Мальэрб, где оставил письмо Жанне, затем в том же фиакре отправился к Маргарите.

«Во всяком случае, – подумал он, – я могу еще раз увидеться с ней, чтобы проститься навсегда».

Но…

Маргарита Омон, заливаясь горькими слезами, бросилась в объятия Марциала. Нужно же было ее утешить.

И…

На другой день в полдень она еще не утешилась.

Глава 4. Любовь к нескольким женщинам в одно и то же время

Бриансон попрал рассудок и достоинство. Можно предположить, что денежный вопрос тревожил его, заставляя уклоняться от обещанного брака. Но нет, ничуть не бывало. Он перестал заботиться о состоянии, решив жить, как Бог велит. И снова подчинился любви к Маргарите, конечно, не с целью позабыть Жанну; в этом случае он повиновался року, подобно всем людям, воля которых умирает при первом столкновении.

– Не правда ли, – сказала ему Маргарита, когда он уходил, – мы принадлежим друг другу до самой смерти?

– Не говори мне о смерти.

– Напротив, стану о ней говорить. Не думаешь ли ты, что у меня недостанет мужества нанести себе удар кинжалом? Достанет, и я не промахнусь.

Бриансон знал, что этот род сумасшествия заразителен, и потому хотел переменить разговор.

– Милочка, ты рождена жить и быть красивой…

– И любить тебя, и быть любимой тобой. Ты должен обедать со мной, так как отказываешься завтракать.

– Хорошо, я обедаю с тобой.

Марциал обещал только на словах, не зная, что будет дальше.

Возвратясь к себе в Grand Hotel, он нашел письмо от Жанны.

Бедная девушка снова подчинилась всем своим иллюзиям. Она пересказывала Марциалу все свои грезы о счастье, о безоблачном и светлом будущем.

Письмо оканчивалось следующими словами:

Маман любит вас, как родного сына. Приходите обедать с ней. Я стану смотреть на вас и буду счастлива. В этом будет заключаться мой обед, потому что мне не дают еще ничего, кроме молока.

– Я пойду обедать с Жанной, – решил Марциал, увлекаясь своим чувством к ней.

Но в час обеда он хотел бы разорвать себя пополам.

Кто не любил одновременно двух женщин, тот не поймет Марциала; но из всех страстей любовь – самая прихотливая страсть; сила и слабость сердца заключаются именно в том, что оно никогда не изучало аристотелевой логики.

Бриансон любил Маргариту Омон и подчинялся обаянию Жанны д’Армальяк.

В этом никто не виноват, кроме его сердца.

Одна актриса, известная выразительной игрой и остроумием, говорила:

– У меня было много поклонников в жизни, но всегда по два разом.

– Почему? – спрашивали ее.

– Потому что один побуждал меня любить другого. Сидя с одним, я всегда обещала себе больше наслаждения с другим. В любви необходимо реальное и идеальное; реальное – мужчина у ваших ног, идеальное – отсутствующий поклонник.

Но не все способны отделять реальное от идеального. Сколько людей принимают идеальное за реальное! И сколько людей впадают в противоположную ошибку.

Сердце человеческое – неизведанная бездна. Напрасно станем спускаться туда с Вертером и Дон Жуаном, Альцестом и Дегрие [32] или, правильнее сказать, с Ларошфуко и Лабрюйером [33], которые в этом случае стоят выше всех семи греческих мудрецов. У всякого человека свой характер и своя страсть. Самое замечательное в этом Божьем создании – это бесконечное разнообразие. Одна душа так же мало похожа на другую, как одно тело на другое. На известном расстоянии все представляется сходным. Бюффон [34] сказал: это человек, это лев, это орел, это роза; но какое разнообразие для моралиста, философа, романиста, для такого философа и романиста по преимуществу, имя которого Лесаж или Бальзак. Мужчина, скажет Бюффон, будет любить женщину по закону природы; поэт скажет – по закону божескому; Евангелие повелевает любить только свою жену; Магомет учит любить всех жен, если маисовое поле достаточно велико и может прокормить их всех. Анналисты утверждают, что сердце может биться для одной только женщины, другие говорят, что сердечная привязанность может дробиться до бесконечности. Вчера Везувий сжег Геркуланум, завтра сожжет Помпею. Рассудок ли управляет сердцем, или сердце властвует над рассудком? Кумская Сивилла, египетские сфинксы, шотландские колдуньи плохо отвечали на этот вопрос. Станем ли внимать поэтам, которые одевают любовь в радужное платье, препоясывают Венеру радугой, венчают сладострастье ореолом идеального? Всюду видим ту же божественную любовь, но лишенную обаятельной простоты чистых сердцем: тут-то и начинается многочисленность жен; поэзия овладевает созданием Творца и, в своей гордости, хочет возвысить его: Гораций воспевает глаза Лидии, но обожает волосы Хлои и только что перестал восхищаться устами Нееры.

После поэзии, если не вместе с ней, наступает упадок или, если угодно, цивилизация, что все равно. Тщеславие, первенствующая богиня дня, пролило свой яд в самую глубину сердца. Тогда-то являются донжуаны. Они привязываются к женщине, потому что она известна в лесу или в опере; гонятся за другой, потому что она славится красотой в знатном кругу. Единственная любовь! Это младенчество искусства. Разве нет вечера и утра? Нет в театре залы и кулис? Когда оканчивается бал герцогинь, тогда едва начинается прыганье этих особ. Не следует ли бывать в том и другом свете? Парижанином становишься тогда только, когда принят в обеих сферах. Не восхитительно ли иметь рай у себя дома и ад у своей любовницы? Что значит счастье без слез?

В эпоху