Тысяча и одна тайна парижских ночей - Арсен Гуссе

первобытной цивилизации один мужчина любит одну женщину; последняя становится слепком первого, ее душа слагается по образцу его души; в женщине отражается мужчина, в ней он любит себя и страдает, в ней он хочет умереть: это необразованный, первобытный человек. Он перестал быть целым, не имеет варварских нравов первобытной эпохи, но зато небесный луч не озаряет больше его чела; простые наслаждения кажутся слишком жалкими, их приправляют всей изысканностью невозможного и непредвиденного; вот почему одно и то же сердце обуревают две любви.

Это упоительные, деспотические, безжалостные любви.

Марциал обедал с графиней под обаянием Жанны.

Но перед обедом написал Маргарите, что будет с нею ужинать.

Глава 5. Он ее любит – немножко – много

Однако Жанна не поправлялась; при всем своем желании жить она не могла справиться с лихорадкой. Организм ее был сильно потрясен, и для выздоровления потребовались не только все силы молодости, но и много времени. Каждую неделю она надеялась назначить день свадьбы, но уже прошло больше месяца, и однако не могли даже сделать оглашения.

Бриансон приезжал по два раза в день. Он завтракал с матерью и дочерью; Жанна не всегда вставала, и тогда придвигали столик к постели, чтобы она вообразила, будто совсем здорова; впрочем, она была счастлива; герцогиня *** и госпожа Трамон часто ее навещали; со слов графини, они распустили в свете слух, что накануне свадьбы сделался с Жанной жестокий припадок, что она хотела пожертвовать собой идеям матери, но что в последнюю минуту, обессилев под бременем жертвы, жестоко заболела.

Марциал, казалось, был нежнее, чем когда-либо; ежедневно привозил цветы, конфеты, лакомства. Часы проходили в дружеской беседе. Жанна была любопытна, и Марциал пересказывал ей все свои действия до мельчайших подробностей; она хотела, чтобы он продолжал бывать в свете и театре, хотя бы с единственной целью передавать ей, что делается в мире.

Говоря, что он пересказывал все свои действия до мельчайших подробностей, я упускаю из виду Маргариту Омон. Но Марциал не терял ее из виду; посвящая в день четыре часа своей невесте, он проводил два часа с любовницей; следовательно, жизнь его нисколько не изменилась; ежедневно он обещал себе расстаться навсегда с Маргаритой, но на другой день забывал свое обещание. Он видел, что многие из его друзей расстаются с любовницами только накануне свадьбы, и подло предавался своей двойной страсти.

В один прекрасный солнечный день герцогиня *** уговорила Жанну одеться и ехать с ней.

– Я повезу вас в лес, теперь там еще нет никого. Мы напьемся молока на Pré Catelan.

Жанна согласилась; она предполагала, что, подышав чистым воздухом среди деревьев, скорее поправится в здоровье.

Девушка еще была так слаба, что пришлось снести ее на руках в экипаж герцогини; но, достигнув проспекта Императрицы, она почувствовала себя лучше и поблагодарила герцогиню, сказав: «Вам обязана я своим выздоровлением; посмотрите, у меня больше нет лихорадки». С этими словами она протянула руку своей приятельнице, которая заметила ей, что тело здорово, когда душа весела.

Таким образом, среди веселой болтовни, они доехали до Pré Catelan.

«Наконец, – подумала Жанна, – я выздоровела; сегодня пятница, завтра Марциал может сделать оглашение, а через две недели мы обвенчаемся».

Герцогиня собиралась в Испанию; Жанна упросила ее остаться на свадьбу, говоря, что теперь дело не расстроится.

– Я так радуюсь вашему счастью, – отвечала герцогиня, – что не уеду до вашей свадьбы. Вы будете прелестны в этот день, и я не хочу лишить себя удовольствия насладиться подобным зрелищем.

Приехали на Pré Catelan.

– Какое несчастье, – сказала Жанна, – уже есть народ.

– О, не беспокойтесь, это больные; притом мы не выйдем из экипажа.

Подъехав к молочной, герцогиня знаком подозвала одну из прислужниц и велела дать две чашки молока. «Парного, – уточнила она и прибавила: – Пошлите за ним на скотный двор».

Следя глазами за уходившей прислужницей, Жанна увидела двух особ, от которых опять сделалась с ней лихорадка, почти бред. Эти две особы были Бриансон и Маргарита, весело выходившие из скотного двора. Казалось, они пили шампанское, до такой степени находились в отличном расположении духа.

Омон нагнулась сорвать маргаритку, между тем как Марциал свертывал папиросу. Обрывая маргаритку, куртизанка, не обращая внимания на окружающих, говорила вслух: «Ты меня любишь: немножко – много – страстно…»

– Нисколько, – сказал Марциал.

Маргарита кинула ему в лицо ощипанные лепестки.

В эту минуту Жанна упала на руки герцогини.

– Что с вами, моя дорогая Жанна?

– Что со мной? Разве вы не видите Марциала с его любовницей?

– Да, вижу. Это подло.

Герцогиня прижала Жанну к своему сердцу.

– Да, да, скройте меня, – говорила Жанна, – я не хочу, чтобы он увидел меня.

Вечером Бриансон должен был приехать к графине д’Армальяк.

Он явился с прежним улыбающимся лицом и с прежними влюбленными взглядами. Жанна до того была больна, что не могла говорить.

– А! Это вы, – прошептала она чуть слышно.

Она ничего не рассказала своей матери.

– Вы опять больны, Жанна, и это приводит меня в отчаяние!

– Неужели? Я больна потому, что сегодня получила еще удар кинжалом.

Она пристально посмотрела на Марциала:

– Как провели вы утро? – спросила Жанна кротким голосом.

Марциал не подозревал, что его могли видеть с Маргаритой на Pré Catelan. Дети закрывают лицо руками и воображают, что их никто не видит. Парижане странствуют по Парижу среди его суетни, толкотни в полной уверенности, что их не замечают. Марциал никогда не таился, будучи убежден, что никому нет дела до его поступков, и потому беззаботно отвечал Жанне:

– Был кое-где, ездил верхом в лесу, чтоб там свободнее думать о вас.

– А, да, чтобы свободнее думать обо мне в уединении?

– Влюбленные никогда не остаются наедине, потому что перед ними постоянно носится любимый образ. Но что такое вы говорили о другом ударе кинжалом?

Жанна сдерживала себя и прикрывала рану улыбкой; но теперь не могла больше обуздать своего гнева.

– Да, удар кинжалом; теперь он смертелен, потому что нанесен вами.

– Мною?

– Да. Я видела вас с той особой, когда она ощипала маргаритку и бросила вам в лицо оборванные лепестки.

Марциал стоял, как пораженный громом.

– Прощайте, – продолжала Жанна, сдерживая слезы, – вы дважды убили меня; если я воскресну, то, ради Бога, не убивайте в третий.

Напрасно молил Марциал словами и взглядами, Жанна была непреклонна; она с такой непоколебимой волей указала ему на дверь, что он невольно повиновался.

В этот вечер ему предстояло, по обыкновению, отправиться к Маргарите Омон; он написал эти строки:

Теперь, Маргарита, все кончено: судьба разлучает нас,