Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

debes.Modo te reduco quo incepimus — necessitatem cogitandi. Et hoc (Господа, я ни в чём вас не собираюсь убеждать. Хотите плавить железо с никелем и хромом — плавьте! Не хотите — не надо. Хотите строить самолёт — стройте. Не хотите, опять же — не надо. Просто я вас снова возвращаю к тому, с чего мы с вами начали — необходимости думать. А это), — я указал на планер, так и круживший над нами и на доску с рисунками, — justis exemplis. Consequuntur cogitationes dolorum hominum. Etiam non efficitur mi. (всего лишь примеры. Результаты размышлений умных людей. И речь, в данном случае, не обо мне…)

Я замолчал, давая студиозусам время осмыслить сказанное.

— Et nunc tu et populus dolor fieri conabor (И сейчас мы с вами попробуем стать умными людьми).

Повинуясь телекинезу, на стенах начали крепиться плакаты с моими рисунками демонов и их краткими характеристиками.

— Hoc est quod ante faciem habebis, Quirites. Et incommodum est quod magna potentia prope daemones non operatur. Nullo modo. Omnino. Omnino. Praeterea, domini infirmiores fiunt quam vulgus; Unum dicam plura. Artifices, propter affinitatem cum magna potestate, sunt daemonum praeda suavissima. Nunc cogitemus quid contra exercitum daemonum possumus? Considera initus… (Вот это — то, с чем вам придётся столкнуться, господа. И самое неприятное, что рядом с демонами Великая Сила не работает. Никак. Вообще. Совсем. Более того, искусники становятся слабее обычных людей. Скажу ещё. Искусники, в силу того, что имеют сродство с Великой Силой, являются наиболее лакомой добычей для демонов. А теперь давайте подумаем, что мы с вами можем противопоставить армии демонов? Учитывайте вводные…)

В течение всей лекции планер так и кружил над нами. Мне удалось расшевелить студиозусов-артефакторов, я подтолкнул их к мысли о взрывчатых веществах, о нитровании целлюлозы и в конце, когда время лекции подошло к концу — я определялся по часам Зульцберга, приземлил планер на стол:

— Mementote, iudices, sensus vitae artificis se emendare. Magna vis et instrumentum est et campus scientiae. Quanto magis intelligis, eo perfectius in manibus tuis erit. Et quidem, quanto magis cognoveris eam, fiet circulus major ignoti. Magna autem virtus nos in hanc viam ducit, simul se meliorando et se cognoscendo. Valete, viri, vobis dico. Non videbimus invicem iterum… Hoc tibi relinquo. (Запомните, господа, смысл жизни искусника в самосовершенствовании. Великая Сила одновременно и инструмент и область познания. Чем глубже вы её будете понимать, тем совершенней она будет в ваших руках. И, конечно, чем больше вы её будете узнавать, тем больше будет становиться круг непознанного. А Великая Сила ведёт нас на этом пути, одновременно и совершенствуясь и познавая сама себя. Господа, я прощаюсь с вами. Больше мы не увидимся… Это я оставляю вам…)

* * *

Аделька меня порадовал. Десятники, ошеломлённо потирая подбородки, почёсывая в затылках и многозначительно хмыкая, определили, что в этот мир пришёл новый искусник-артефактор. Омега. Очередной выверт Великой Силы. Такой же, как альфа-целитель. На то, чтобы взять в личные ученики Адельку претендовал десятник факультета артефакторов. Разговаривали мы в моём кабинете, куда я и телепортировал всех нас троих. Присел на диван у окна:

— Извините, господин?..

— Ар фон Оттендорф, к вашим услугам, ваша светлость.

Знавал я, помнится, одного Ара. В Майнау. Плохо он кончил. Да. Хм. Послушаем, что скажет этот.

— Прошу меня простить, господин Ар, мне несколько нездоровится… Аделаид Вентцлау — барòн марки Аранда, — здесь Аделька сделал большие глаза, — и вопрос его личного ученичества, пока он ещё несовершеннолетний, должен решаться с его сюзереном и опекуном, то есть со мной…

— Я всё понимаю, ваша светлость…

Мне вдруг стало зябко, так что я передёрнул плечами и обхватил сам себя руками. Я продолжал:

— Так вот, я не возражаю, чтобы Аделаид учился у вас. Но поясните, если можете, почему вы решили взять его в личные ученики?

— Видите ли в чём дело, ваша светлость, — начал десятник, — на моём факультете учатся только альфы… Пусть их не так много по сравнению со стихийниками, но… Здесь, у нас в Схоле, да и в городе тоже, у вас, ваша светлость, сложилась определённая репутация… после известных событий… Да… Так вот… Аделаида необходимо учить, я думаю вы, ваша светлость с этим согласитесь, — я кивнул головой, конечно, необходимо, — Такова воля Великой Силы, — продолжал десятник, — И мне бы очень не хотелось… ну, знаете, дети, они такие… тем более, что у нас на факультете есть несколько отпрысков хороших фамилий и… ваша светлость, возможны конфликты, вы же понимаете, а вы в этом случае… мне очень сложно об этом говорить… вы не остановитесь ни перед чем, если кто-то, — здесь он закашлялся, — позволит себе обидеть Аделаида…

Ясно. Боишься за знатных сволочей. Но с другой сторòны… Кто, как не десятник сможет дать Адельке больше всего?

Пока десятник говорил мне всё это, стальное перо, повинуясь моему телекинезу, выписывало на листе бумаги разрешение на личное ученичество Адельки от меня, его светлости, младшего сына Великого герцога и прочая, прочая, прочая у десятника факультета артефакторики Схолы Лирнесса Ара фон Оттендорфа.

Да, пока я жив, надо сегодня же Адельке бумаги на барòнство выправить, пожалую ему Долину гейзеров. Пусть…

* * *

Пошатываясь и, когда никто не видел, опираясь на стены, я завершал свои последние дела. Из крейса принесли бумаги на Сиджи и Юта. Теперь они полноценные барòны. Адельке пообещали сделать завтра. Герб у него будет такой — в правой верхней четверти и в левой нижней, традиционно, гербы Великого герцогства, а в левой верхней и правой нижней серебряный гейзер на зелёном поле. Видеть я из своих никого не хотел и потому, смотавшись телепортом в крейс и вернувшись в Схолу, раскинув руки по спинке дивана, сидел у себя в кабинете. Как только у Ёрочки, Сиджи и Юта закончились общие для всех малолетних искусников занятия (письмо, чтение, счёт) и я услышал их голоса в факультетской комнате, телепортировался к источнику Силы, в подземелья Схолы — здесь спокойнее. Да и мне почему-то подумалось, что раз Сила призвала меня в этот мир, то пусть она и изгоняет. Лежал на боку, с подсунутыми под щёку руками, на скамейке в хижине основателя…

Передо мной стоял каменный алтарь, узоры Силы струились по нему и поднимались вверх, незаметно истаивая под потолком низкой хижины. Мысли, тяжёлые, как куски чугуна, ворочались в голове, перекатываясь и посверкивая на изломах графитово-серыми крупинками. Пусто в голове… Безразлично и пусто…

И вдруг, острая и яркая