Поэма о Шанъян. Том 3–4 - Мэй Юйчжэ

Еще через два дня Ху Яо не стерпела и напросилась на аудиенцию со мной, чтобы просить снисхождения для Ху Гуанле. Она пробыла в браке совсем недолго, но за это время некогда жизнерадостная красавица зачахла на глазах. Я спросила у нее, что же произошло. Но она отказывалась говорить, только продолжала во всем винить себя. Я очень хотела утешить ее, но не знала как. В какой-то момент и мое сердце сжалось от горестей. Быть может, это я оказалась неправа? И просто искала поддержку Цзыданю, но за счет счастья другого человека.

Вместе с Ху Яо мы направились к Сяо Ци, чтобы просить о снисхождении. Как оказалось, Сяо Ци кинул Ху Гуанле в тюрьму не только за то, что тот устроил у резиденции Сянь-вана. Безусловно, Сяо Ци во многом полагался на этого храброго полководца. Но во имя того, чтобы тот усмирил свой нрав и начал вести себя хоть чуточку сдержаннее, Сяо Ци буквально был готов убить его. Поскольку просила за жизнь Ху Гуанле я, Сяо Ци отпустил его, лишил жалованья на полгода, а также потребовал от него извинений.

После бракосочетания Цзыданя я больше никогда не посещала резиденцию Сянь-вана. У ворот я отпустила Ху Яо. Даже задумалась пройти немного дальше, но в итоге развернулась и ушла.

На третий день после Праздника фонарей из императорской лечебницы поступил доклад, в котором говорилось, что день ото дня состояние императора ухудшается и исцелить его практически невозможно. Все министры наперебой говорили, что император слишком юн, что он тяжело болен и не сможет нести великую ответственность за страну. Они просили императрицу-бабушку и регента обсудить вопрос о престолонаследии, обеспечив стране стабильное будущее.

Сяо Ци несколько раз приглашал Цзыданя во дворец, чтобы обсудить политические дела, но Цзыдань не покидал своих покоев, ссылаясь на нездоровье. Утром состоялось собрание, на котором должны были обсудить церемонию жертвоприношения. В зале собрались гуны и цины [89], вот только Цзыданя никто не видел. Посыльный из резиденции Сянь-вана сообщил, что его высочество напился и до сих пор не протрезвел. Министры тайком обменивались взглядами. Сяо Ци страшно разозлился и приказал страже отправиться в резиденцию Сянь-вана на Колеснице Дракона и заставить Цзыданя прибыть ко двору. Только император может ездить на Колеснице Дракона… Когда Сяо Ци отдал этот приказ, смысл его слов сразу стал всем предельно ясен. Яснее некуда.

Глава Жертвенного приказа тут же упал на колени и сообщил, что у принца императорской крови не то положение и, если он прибудет во дворец на Колеснице Дракона, все посчитают, что он превышает данную ему власть.

Не успел тот договорить, как Сяо Ци усмехнулся и сказал:

– То, что ван заслуживает, тем ван и пользуется. Где здесь превышение данной ему власти?

Сгибаясь в земном поклоне, глава Жертвенного приказа заметно вспотел. Министры молча опустились на колени, не решаясь проронить и звука. С тех пор как Сяо Ци вступил в должность регента, каждое его действие было строго выверенным. Он сознательно сдерживал военную власть и редко демонстрировал ее при дворе. Но сегодня он явно нарушил все правила приличия при императорском дворе. Сидя за занавеской и прижимая к себе Цзин-эра, я начинала понимать ход мыслей Сяо Ци… Своими действиями Сяо Ци хотел лишь утвердить свой авторитет. Он хотел внушить всем страх. Император на троне в глазах Сяо Ци был не более чем игрушкой. В его руках сосредоточена безграничная власть над человеческими жизнями и смертью, и он – единственный, кто волен распоряжаться этой властью на свое усмотрение.

Вскоре из резиденции Сянь-вана прибыла Колесница Дракона.

В суровую зиму на Цзыдане был лишь один халат из простейшей ткани с широкими рукавами и распахнутым воротом. Волосы убраны, но без короны и головной шпильки. Босыми ногами он пьяным ступил в императорский дворец. Говорят, когда человек пьян, он напоминает падающую гору Юйшань. Глядя на Цзыданя, я слишком ярко представила вид падающей горы. Сяо Ци приказал поставить перед троном кушетку, и слуги помогли Цзыданю сесть. У всех на глазах он разлегся на кушетке и тут же заснул.

Гордый, некогда изящный Цзыдань, имевший при дворе право голоса, прямо сейчас, пьяный, заснул на глазах у министров. Ему было все равно не только на свое поведение, но и на свой внешний вид. Позволив манипулировать собой, он сдался. Но теперь у него не было ни свободы, ни желания что-то изменить.

Глядя на Цзыданя в таком состоянии, я так хотела избавиться от этого занавеса, прогнать всех чиновников прочь из дворца. Никто бы не смог пожалеть его… Вдруг я почувствовала на себе ледяной взгляд, пробирающий до костей. Кровь стыла в жилах.

На всех живых свысока смотрел не просто регент, он был моим мужем. Именно он сделал Цзыданя таким… Безвозвратно. Сяо Ци подталкивал Цзыданя к пропасти, а я, выходило, была его главной пособницей.

Вдруг я застыла – впервые меня начали одолевать сомнения. Быть может, все это время я ошибалась? Может, мне не стоило всеми правдами и неправдами помогать Цзыданю выжить. Нести позорное существование в столь безжалостном мире. Может, я не должна была искать ему жену – любовь эта никогда не будет взаимна. Навязывая ему счастливую жизнь, я еще больше топила его. Я закрыла глаза и отвернулась, не решаясь снова взглянуть на Цзыданя.

Головы стоящих у красных ступеней к трону министров венчали высокие короны с алыми лентами. Парадные халаты, расшитые драконами, были подпоясаны украшенными яшмой поясами. И сейчас они склоняли благородные головы к ногам Сяо Ци. Смиренные, как кучка муравьев.

Несколько сотен лет трон наследовали члены императорской фамилии, но в одночасье авторитет императора стал лишь пустым звуком.

Я посмотрела на Сяо Ци, и по моей спине пробежал холодок.

В первый месяц третьего года правления императора Чэнкана император Чанша-ван лишился престола по причине болезни. Императрица-бабушка помогала Юйчжан-вану, Сяо Ци, в управлении, а также низвержении императора Цзина.

Двадцать первого числа первого лунного месяца в зале Чэнтянь на трон взошел Сянь-ван, а Ху-ванфэй стала императрицей. Ее мать посмертно получила титул вдовствующей императрицы. Новым девизом правления стал Юаньси. На всей территории объявили всеобщую амнистию, министры и сановники получили повышения в должностях. Пу-шэ Ван Су получил должность первого канцлера, а Сун Хуайэнь – второго. Новый император стал хозяином дворца Цяньюань.