Крапива. Мертвые земли - Даха Тараторина

Тонкие морщинистые пальцы впивались в его торс, казалось, вот-вот прорежут рубаху. Седые волосы оплетали, проникали под кожу, намертво сращивая мать и сына. Шатай улыбался.

– Нет! Ему больно!

– Не больнее, чем рядом с тобой, девочка. Сын Мертвых земель не нужен тебе. Признай, что лишь играла с ним. Признай и отпусти.

– Неправда… Я… не хотела!

– Но сломала его.

– Я бы сдержала слово!

– Ему не нужно твое слово. Он хотел твоей любви. Он ведь пугает тебя. Признай.

Пугает. Как и Влас. Как любой мужчина, которого встречала на пути запуганная девочка. Крапива твердо ответила:

– Страх не пропадет никогда. Но решает не он. А я.

– И что же ты решишь? Кого спасешь от тьмы?

Они оба были рядом и вместе с тем невыразимо далеко. Протяни руку – и коснешься… Каждый со своим одиночеством.

Крапива облизала пересохшие губы. Узор из листьев крапивы пощекотал ей кожу.

– Я не буду выбирать. Я забираю у тебя обоих.

Ожил узор, ожили травы под ногами, ожили семена, покоящиеся глубоко под землей. Травознайка протянула руки, и зеленые побеги кольцами спустились с них и потянулись к мужчинам – шляху и княжичу. Одной Рожанице ведомо, сумеет ли она вытащить хотя бы одного… Но если бросить второго, то и самой выбираться нет смысла.

Изумрудные плети преодолели границу меж сном и реальностью. Они пробились сквозь Пустую землю, сквозь колдовской морок, сквозь страхи. Пробились, чтобы позвать.

* * *

Шатай улыбался, когда зеленый побег прорвался сквозь толщу ковров. Резные листья казались знакомыми, но вспомнить никак не выходило… Он потянулся к ростку, но руки, словно подвешенные кем-то на ниточки, не слушались. Он потянулся снова, и незримые путы натянулись под кожей.

– Она никогда не полюбит тебя. А я уже люблю, – шепнула ему Байгаль. – Останься!

Она… Она… Та, что не полюбит… Шатай распахнул глаза и вскрикнул:

– Аэрдын!

* * *

Прекраснейшая из всех, кого он встречал. Желанная, горячая, податливая. Эта женщина ласкала его и дарила всю себя. Но Власу было холодно. Стройные бедра и гибкий стан, блестящие волосы, укрывающие высокую грудь… Что еще нужно?!

Княжич глядел на нее, но не видел. Силился отдаться, но будто сам себе боле не принадлежал. Тогда кому?

Изумрудная плеть протянулась по подушке возле его виска. Влас мотнул головой, но резной лист крапивы назойливо льнул к щеке. Крапивы…

– Крапива!

Он резко сел, и степная ведьма кубарем скатилась с него, приземлившись на четвереньки, как ловкая кошка.

– Крапива… – повторил Влас.

Глава 15

Они очнулись все трое разом, лежа вповалку на подушках в юрте Байгаль. Сама ведьма сидела у очага и, несмотря на жару, грела у углей ладони. Серая пуповина тянулась вверх, но у дымного окошка делала петлю и складывалась в причудливый узор, напоминающий то стоящее на холме дерево, то бегущую волчицу, то кланяющуюся ветру пшеницу. В очаге бурлило зелье, и от терпкого запаха его делалось дурно и весело.

Крапиве все чудилось, что сон не отпустил ее. Двинься – и снова стянут локти тугие вьюнки жгучей травы. Она на пробу пошевелилась.

– Ну, чего ерзаешь?

Кто б поверил, что так обрадуется травознайка, заслышав недовольное роптание княжича! А уж когда Шатай тоже высказался…

– Нэ сдох еще? Жаль…

Слезы навернулись на глаза. Тут бы смутиться, что проснулась в объятиях двух мужей, но Крапива повинится в этом после. Нынче же она кинулась к одному, к другому и поочередно расцеловала их в щеки:

– Думала, все… А вы… вы…

– Да что ты лепечешь, право слово? Баба…

Не умел Влас принимать женской радости, как, впрочем, и слез. Он не прекращая ворчал, пока лекарка обнимала его за шею, и лишь порозовевшие скулы выдавали, что не так уж неприятно было ему это ликование.

– Шатай, ты прости меня! Знаю, что столько бед тебе принесла, что из-за меня ты семью бросил… Прости! Всего меньше хотела тебе Лихо на закорки посадить!

Навряд Шатаю от ее слов полегчало. Правду молвить, другие речи желал он услышать. Но когда аэрдын прижималась теменем к его груди, когда гладила уставшие плечи, когда касалась губами подбородка (касалась – и не жгла!), он на миг подумал, что, может, и не зря покинул племя.

– А это у тэбя что? – Будто бы удивленный изумрудным рисунком на коже травознайки, он осторожно провел пальцем по ее шее до кромки рубахи.

Крапива смутилась: и оттолкнуть негоже, и рассказывать непонятно что… Она покосилась на Байгаль.

– Не нравится мне эта ведьма. Что она тебе наколдовала? – Влас опалил недобрым взглядом спину Байгаль и притянул Крапиву к себе, вырывая из шляховских объятий. Шатай скрипнул зубами, а княжич, словно издеваясь, отвернул ворот рубахи лекарки и заглянул в вырез: – Показывай.

Крапива отчаянно покраснела и уперлась ладонями ему в грудь. Влас наслаждался тем, что проклятье не трогало его. Как, впрочем, и Шатай.

– А ну-ка, убрали руки! – возмутилась лекарка. Узор на ее теле зашевелился и ужалил сначала одного, потом второго. – Ишь, распустились!

Тогда подала голос степная ведьма.

– Девочка быстро повзрослела, – усмехнулась она.

Мужчины ощерились:

– Ты кто такая?

– Нэ подходи лучшэ!

Байгаль с трудом сдержала улыбку. Одна Крапива ощутила силу, витающую подле ведьмы. Угрозы смешили ее. Лекарка проговорила, сама не уверенная, но точно знающая, что злить колдовку себе дороже:

– Байгаль спасла нас. Будьте почтительнее.

Брови ведьмы изломились.

– И верно, – согласилась она. – Почтение не будет лишним.

Она величаво поднялась, и стало ясно, что ведьма выше ростом любого из мужчин. Облик ее менялся всякий раз, как кто-то отворачивался, но описать или хотя бы уловить его никто из троицы не мог.

Шатай уронил челюсть, поспешил сесть на колени и наклонился, касаясь лбом ковра:

– Свэжэго вэтра в твои окна, госпожа! Прости, что нэ узнал тэбя…

– Не гни спину, сынок. Не тебе виниться предо мной.

Шлях и не подумал разогнуться. Напротив, зыркнул на спутников, дескать, что расселись? Крапива последовала его примеру, Влас, как за ним водилось, только удобнее прилег на подушках и фыркнул:

– Кто это такая, чтобы я ей кланялся?

– Она та, кому ты жизнью обязан! – шикнула Крапива.

– Она хранитэльница стэпи! – возопил Шатай.

Ему, сыну Мертвых земель, хотелось развалиться на части, лишь бы спрятаться от позора: они явились к той, чье имя не до́лжно произносить без великой нужды, не принеся даров и не поклонившись, не спев благодарственную песнь… Ведьма волокла их, полуживых, в свое жилище,