Четверо за спиной - Анна Михайлова

- Думал, чем меньше народу знает, тем меньше ей худого сделают. Ошибся я.

- Но если она из пророчества, то не может умереть! – голова идет кругом от услышанного, но надежда вспыхивает.

- Пророчество может и не сбыться, - криво ухмыляется Драгомир, - раз мы не уберегли, то и нам спасения не будет. Не заслужили.

- Матушка, отравителя нанял кто-то из твоей половины.

- Быть такого не может. Ложь это!

- Вот что было на ножницах, которыми убили отравителя. Нет ли у вас такого? – князь протягивает ей алую нить на ладони. Лицо Дивляны бледнеет.

- Вчера только прикупили…

- Ты должна это вызнать. Кто недолюбливал, кто грозился да бахвалился.

- Грозиться много кто может…

- Либо ты мне вызнаешь про всех, кто мог и хотел это сделать, либо я весь твой двор в пыточную загоню. Хочешь? – тихо и страшно цедит взбешенный князь.

- Тише, сыне. Не ярись. Все сделаю.

- И никому ни слова. Для всех Яра уехала с моим поручением, понятно? А сейчас – вернись на пир, кто-то из нас там должен быть. Иначе народ обидится.

Мы втроем возвращаемся в опочивальню. Мара пытается напоить Яру отварами, но жидкость выливается изо рта и стекает по восковому лицу. Кажется мне или она еще бледнее стала? Травница с Драгомиром тихо переговариваются, слов не разобрать. Старуха в чем-то пытается его убедить, но он отрицательно качает головой. И, кажется, начинают спорить, хотя перечить Ведающему мало кто может. Ох, не проста эта травница! И как появилась так споро? Нешто Драгомир ее как-то вызвать мог? Баяли, что верховные промеж собой на расстоянии говорить могут, выходит и эта одна из них.

- Может в баню ее? – предлагаю я, - выпарить отраву?

- Нельзя, - строго обрывает меня травница, - итак еле дышит. Сердце не выдержит.

- А что можно? – не могу сидеть на месте, помочь ей должен! Сердце где-то в горле бьется от страха за Яру. Страха потерять ее навеки.

- Вот у него спроси, - кивает она на волхва.

- Я не могу, - шепчет побелевшими губами Драгомир.

-Значит - она умрет, - пожимает плечами травница.

И словно в подтверждение ее слов по телу Ярославы проходит судорога и она глухо, надрывно стонет. Мы невольно бросаемся к постели. Яра запрокидывает голову под немыслимым углом, открывая беззащитную шею, тело выгибает дугой.

- До утра не доживет, - подливает масла в огонь старуха.

- Драгомир! – мы бросаемся на волхва едва не с кулаками.

- Я не могу! Как вы не понимаете? Не могу! Она почти согласилась... Я же ее потеряю… – вырывается у него.

- Вы все ее потеряете, - ухмыляется травница, - она просто уйдет. А за ней и наш мир.

- Ты дашь ей умереть? Посмотри, как ей больно, Драг! Или скажи, что сделать – я за тебя сделаю! – прищуривает злые синие глаза князь.

- Вы не сможете. Никто не сможет, - шепчет он с болью в глазах.

Волхв нервно сглатывает, не сводя глаз с тяжело дышащей девушки. В его глазах стоит такое отчаяние, что мне невольно отшатнуться хочется. Видимо боли становятся невыносимыми, потому что Яра кричит, срывая голос. Тот голос, что так чаровал всех на пиру.

Не выдержав ее очередного надрывного крика, Драгомир со стоном бросается к столу, не глядя плещет в кубок воды, бросает туда сорванный с шеи амулет и полоснув руку ножом, направляет струйку крови. Потом наклоняется к девушке, и разжав кинжалом судорожно сжатые зубы, вливает содержимое.

- Вот так. Пей, моя звездочка. Пей, любимая, - ласково приговаривает он. После отшвыривает кубок и осторожно надрезав руку девушки, прижимается к ней губами. Закончив, наклоняется над ее лицом, бережно и долго целует ее в лоб, поглаживая щеку подрагивающими пальцами.

Когда Драгомир распрямляется, его глаза кажутся черными от боли. Он неловко машет рукой и пошатываясь выходит из опочивальни. Никогда еще мы не видели ехидного волхва таким беззащитным, таким… человечным.

К Яре немедля бросается травница.

- Княже, ей сменные рубахи понадобятся. Сейчас жар начнется.

Велеслав ныряет в сундук и достает стопку нательных белых рубах.

- Что он сделал? – не выдерживаю я.

- Дал кровь свою, чтобы побороть отраву. С его силой это может помочь. Но теперь она никогда не посмотрит на него, как на мужчину. Кровь не позволит. Сестра она ему теперь.

Мы с князем застываем, как пораженные громом. Спасти, чтобы навсегда потерять любимую женщину – что может быть горше? А в том, что он любит иномирянку каждый из нас только что увидал своими глазами. Я даже злиться не могу на него после содеянного.

- А вы, други, ступайте отседова. Я теперь сама справлюсь, - выпроваживает нас старуха.

Мы с князем неловко топчемся на пороге горницы, не желая мешать волхву переживать свое горе. Драгомир стоит у дальнего окна, прислонившись лбом к стеклу. Он внешне спокоен, но всполохи силы вспыхивают в его волосах, а трещины в бревнах вокруг говорят о том, какой глубины его гнев и боль.

Глава 20.

Когда открываю глаза, то первое, что вижу – склоненные надо мной две головы. Серые глаза Драгомира смотрят на меня с теплой грустью, тогда как необыкновенные сине-зеленые княжьи – с восторгом и радостью.

- Яра! – приветствуют меня два голоса.

- Привет, народ! Что за сбор?

- Как ты себя чувствуешь, Ярушка? – спрашивает волхв.

- Вроде хорошо, а что? – удивляюсь я.

- Оклемалась, моя тростиночка, - слышу смутно знакомый старческий голос, - а ну-тка разошлись, совсем ей воздуха не даете, олухи!

- Мара…, - строго пытается остановить ее волхв.

- Что, Мара? Сидите тут сиднем два дня как. Один княжьи дела забросил, у второго – на капище дорога заросла. А третий так вообще – и дом, и дружину позабыл.

Третий? Я перевожу взгляд и наталкиваюсь на непроницаемый взгляд ярко-голубых глаз сидящего на сундуке Беригора. Обычно холодные, сейчас они смотрят на меня внимательно и нежно. Лицо спокойное, но мне мерещится слабая улыбка в углу рта. Почти скрытая его короткой бородой, но я знаю, что она там есть. Это он мне улыбается что ли? Перевожу взгляд на нервно сжатые пудовые кулаки, воевода явно едва сдерживается, чтобы не сорваться с того места, где сидит. Да что происходит-то?