Четверо за спиной - Анна Михайлова

Ловлю первого служку. Обычно на пирах прислуживают отроки, которые потом в младшие гридни пойдут. В основном - дети дружинников и ближних князя, сторонних людей не бывает. Говорю с одним, вторым, третьим. Наконец припоминают, что кто-то незнакомый с кухни в зале крутился, помогал блюда подавать. Влетаю на кухню, трясу всех так, что стены дрожат. Поваренок младший говорит, что был новый отрок, присланный в помощь кем-то с женской стороны. Покрутился, отнес несколько блюд, кувшин да шмыгнул наружу «до ветру».

Малец выводит меня кухонным проходом на задний двор. Пронырливый, как лисенок, не отходит. Здесь почти полный мрак, всего один факел на столбе. Никого. Заворачиваю за сарай и вижу неловко притулившуюся на земле фигуру. Подхожу ближе, можно было бы принять за пьяного, если бы не ножницы, всаженные в грудь на всю длину лезвия.

- Это он - пришлый? Знаешь его?

- Он. Знать не знаю, только сегодня пришел. Дерганный был. Я думал оттого, что первый раз на пиру. А за что его?

- Так, малец, тебя как звать?

- Щавей.

Так вот, Щавей, позови-ка двух стражников со двора. Да побыстрее. И обо всем молчок – понял?

- Знамо дело, воевода, - кивает он и со всех ног бросается огибать хозяйственные постройки.

Пока жду стражу, присаживаюсь на корточки и осматриваю паренька. Лет четырнадцать, худой, светловолосый, в простой одёже. Ножницы большие, портняжные. Ничего примечательного, если бы не красная шелковая нить, встрявшая между створок.

Получается, что и ножницы с княжьей женской половины? Шелками только там шьют. Вряд ли бы кто из гостей со своими ножницами на пир пришел. Да и здесь, среди хозяйственных построек, гость в шелках и жемчугах незамеченным не прошел бы. Слуг много, кто-нибудь да заприметил бы.

Получается паренек отравил Яру, пришел сюда за наградой, а с ним так расплатились. Продуманно: концы – в воду, не подкопаешься. Достаю красную нить и осторожно убираю в поясный кошель. Стражники споро уносят тело в дальний ледник, а я возвращаюсь на кухню. Но как ни бьюсь – никто не может вспомнить, от чьего имени был прислан паренек. На кухне такой балаган стоит из-за пира, что не упомнил никто. Пришли лишние руки – их в дело без лишних вопросов.

Зная, что княгиня с дочками еще на пиру, топаю на женскую половину. Не до церемоний мне теперь!

А в голове только одна мысль: как она? Жива ли? Не приведи Боги ей больше глаза не открыть, разнесу этот терем по бревнышку!

Отворяю дверь в горницу княгини. Сенные девки и прислужницы с визгом разлетаются по углам. Гаркаю чтобы замолчали. Спрашиваю про служку с кухни, но никто ничего не знает-не видывал. И так я крутил, и этак… Ревут, пищат, молчат. Ничего не добился. Тупик.

Перед дверью в палаты Велеслава стоит хмурая стража из его личной дружины. У этих точно мышь не проскочит. Меня пропускают, видимо предупредил князь. Захожу в богато украшенную горницу. Нечасто бывал здесь, но помню, что опочивальня по левую руку. Оттуда же доносятся голоса.

Со сжимающимся в груди сердцем захожу. На широкой княжьей постели, покрытой соболиным покрывалом, лежит Яра. Отчего-то кажется такой хрупкой, почти прозрачной. Как я не замечал этого ранее? С этой тростинкой в силе состязался? Воевал. И не уберег. Упивался своими обидами глупыми. Глаза закрыты, лежит бледная, поникшая, как сломанный цвет, с посиневшими губами. Все готов отдать, каждый день прощения просить – лишь бы только глаза открыла.

Драгомир держит свою ладонь над ее лбом, вторую – в районе живота. Вижу, что ворожит: по ладоням и волосам пробегают белые всполохи. Князь сидит в изножье, растерянно сжимает кулаки.

- Ну? - поворачивается ко мне.

- Отравитель убит на заднем дворе за кухней. Закололи ножницами, на них была вот эта красная шелковая нить, - достаю из кошеля и протягиваю князю, - кухонные сказали, что отрока прислал кто-то с женской половины. Но имени не упомнили.

- И что Яра могла с местными девками не поделить? – недоумевает князь, - она же с матушкой сдружилась.

Слышим возню за дверью. Говорят несколько голосов и один из них принадлежит княгине.

- Что значит – мне сюда нельзя? Ты ополоумел, служивый? – грозно спрашивает она.

Мы с князем выходим из спальни на выручку стражникам. Про крутой нрав матушки князя знают все, от мала до велика. Ее ни стража, ни лавина снежная не удержат. После разрешения Велеслава, княгиня с горящими гневом щеками, царственно вплывает в горницу.

- Сыне, что происходит? Почему не на пиру? Куда все разбежались? И Ярославы нет.

- Ее отравили, матушка.

- Что? – с лица Дивляны мгновенно слетает вся спесь.

- Яра здесь. Драгомир спасти пытается.

- За что? Почему?

- Причин много, княгиня, - в дверях появляется Драгомир. Кивает невесть как появившейся за спиной княгини травнице, - Мара, займись. Может ты сможешь. В вине была синь болотная.

- О, боги пресветлые, - охают одновременно Дивляна и старуха. А у меня холодеют внутренности. Слыхал я от своей бабки, что от этого яда нет спасения. Редкая болотная травка с невзрачными голубыми цветами растет в самых глухих и топких углах, там и вбирает в себя самую ядовитую гниль. Убивает почти мгновенно. Как же Яра еще жива?

- Отчего ты сказал, что причин много, Видящий? – не унимается княгиня.

- Потому что их много. Может кому не понравилось, что порядки она новые наводит. Может дорогу кому перешла своим нравом крутым. А может и прознали, что она иномирянка из пророчества, - цепко смотрит на княгиню Драгомир.

У Дивляны от изумления приоткрывается рот и она, неловко охая, растерянно приседает на ближайшую лавку.

- Это… она?

- Она, - жестко добавляет волхв.

- Что за пророчество? – не могу смолчать я.

- Древнее. Привязано к кольцу Велеса, что у ней на пальце. Знают про него волхвы и род княжеский. Ибо оно касается судьбы княжества и этого мира.«Грядет для немыслимого. Уйдет, когда одарит иль погубит».Мы ее ждали и боялись. Вместе с ней грозные времена идут.

- Откуда она?

- Из другого мира. Я привел. Кольцо ее выбрало для спасения нашего мира. Нам заповедано оберегать ее ценой жизни. Волхвам и княжескому роду.

- Род княжеский проклят будет навеки, если не убережем грядущего. И стерт с лица земли, - добавляет хмурый Велеслав.

- Но почему ты не сказал..? – шепчет потрясенная