Четверо за спиной - Анна Михайлова

Я и на пир княжий пошел не сколько из-за наказа Велеслава, сколько чтобы Яру лишний раз увидеть. Полюбоваться более обычного, ближе к ней побыть. Даже приоделся, дабы не хуже других, может посмотрит благосклоннее, улыбнется. Нитка ее, что тянется во все стороны, всегда со мной, скрепляю волосы, как она сделала. И даже Хелиг выстриг меня, как она сказала. Диво как ладно вышло. Эх…, нет ее рядом, а все одно – везде она! И в мыслях, и в сердце. Понял, что самому себе врать не след: нужна она мне. Пуще жизни самой. Да только как к ней теперь подступиться?

Из-за угла наблюдал, словно тать, как Яра с Драгомиром мимо проходили. Статные, красивые, на руку его она опиралась. Даже наручи ее драгоценные разглядел и нитки окатного жемчуга в ушках. Мягко постукивают при каждом ее шаге. Наверняка подарки от кого-то. И приняла ведь! А ежели я принесу чего – в оконце выбросит, и не посмотрит даже. Может как орехи, тайком принесть? Али служанку ее подговорить? Чувствую себя, словно медведь в лавке горшечника: как ни повернись – все одно коряво выходит. Не умею я речей красивых плести, а как с Ярой говорить – так тем более. Немею как юнец или несу околесицу полную.

Стоял, злился на себя. Так тошно на душе стало, даже уйти думал, хоть князь и для меня пир закатил. Развернулся, а тут, как назло, сам Велеслав идет с матушкой и сестрами. Они с Дивляной точно княжьей породы, а сестры – ну совсем невзрачные, хоть и одеты богато, в зеленое с синим. Глаза в пол опустили, хихикают. Старшая, вон даже заалела как маков цвет, косу теребит, ресницами хлопает. Во дворе не краснела, когда беседы с нами, до пояса одетыми, вела. Да только там брата и матушки рядом не было, оттого видать, осмелела. Надо Дивляне за ней особо приглядывать, а то, как бы беды не случилось. Вот уж когда головы полетят. Ну, да не моего ума это дело - воспитанием княжон заниматься.

Приметив меня, князь кивнул приветственно и повелел за ним идти. Я не перечил, встал с конца. Средняя смутилась, шагнула сразу за матерью и братом, а старшая все же побойчее, рядом со мной оказалась, улыбаясь да косой пшеничной поигрывая. Что мне та коса! Мне бы каштановые пряди так искусно сплетенные вкруг головы, словно вьюны по скале, увидеть да притронуться…

Захожу в трапезную, первым делом на нее смотрю, а к ней Драгомир склонился, шепчет что-то и серьгу жемчужную невзначай поправляет. Взъярился я, зыркнул злобно и глаза отвел. И откуда тебя принесла нелегкая на мою голову! Жил – не тужил, горя не знал.

Рядом со мной за столом вновь Чаяна оказалась. Лепечет что-то, хвалит меня вроде, беседой пытается увлечь, а мне ее слушать и не хочется вовсе. Отвечаю невпопад, другой моя голова занята. Я ведь едва через стол не сиганул, когда заноза моя, в глаза мне проникновенно глядя, спела:

Падал снег, плыл рассвет, осень моросилаСтолько лет, столько лет, где тебя носило?! –не вопрошает, а требует с меня ответа!

Вот он я, рядом. Только помани, Яра! Нутро огнем горит, глаз от нее оторвать не могу. Даже рот открыл, чтобы признаться в том, что на душе накипело, а она… Драгомир к ней спустился и она пела, уже ему в глаза глядя. Да так чувственно и сильно, будто в любви признаются друг другу! Злость поднялась лютая. На себя, на нее, на друзей своих, что вокруг нее крутятся, а она с ними как кот с мышью играет… Вертихвостка! Злобно зыркаю на лепечущую рядом Чаяну. Эх, принесла меня нелегкая. Зачем вообще пришел, на что надеялся? Сижу, молчу, скриплю зубами чтоб не придушить зазнобу мою. Вернулась веселая, румяная, глаза блестят. Отвернулся я, чтоб не взъяриться и пир князю не испоганить.

Как вдруг краем глаза вижу, что уводит ее Драгомир, приобняв за стан тонкий. Причем уходят через тайный ход в стене, позади стола. И ладно бы уводит, но странно она идет, словно ноги не держат. Только что же была весела и на ногах твердо стояла. Не могла за минуту до беспамятства напиться. Сама не могла, а вдруг ей волхв подсыпал чего, чтоб сговорчивее стала? Все выясню! А если он что худое сделал – ноги ему вырву. Или пусть уже сама, в глаза мне глядя, скажет, что Драга себе в возлюбленные выбрала.

Ноги сами встают и идут за ними. Почуяв неладное, за мной идет и князь. Выходим в комнатушку, а там Драгомир ее, бесчувственную, пытается заставить желудок вывернуть. Ничуть это на любовное свидание не похоже. И она… У меня сердце оборвалось и руки похолодели вмиг: пена на губах, бледная до синевы, висит на руках у волхва куклой тряпичной.

- Отравили! – произносит страшное.

- Что? Когда? – глаза князя наливаются бешенством. А у меня сердце на куски, рев звериный из груди рвется.

- Только что. Вино отравлено.

- Гор, срочно выясни что и как. Любым способом. Ярушка, да как мы тебя не уберегли-то? - князь берет ее лицо в ладони, но голова безжизненно болтается. На глазах слабеет.

Не раздумывая, князь подхватывает безжизненную Яру на руки.

- Куда ты ее? – спрашивает Драгомир.

- В мои покои. Надежнее их нет.

- Но…

- Сейчас не до стыдливости, Драг. Спасать ее надо, а враг рядом ходит. У меня самое безопасное место в тереме.

Гляжу как они уходят, унося мое сердце с собой. С ними хочу! Прижать ее к себе, обнять крепко и не отпускать никогда. Пусть гонит как пса шелудивого, свернусь у ее ног и лежать буду. Не уйду. Гляжу под ноги, а там серьга ее, блестит хрустальными каплями, безжизненно раскинув нити-руки. Осторожно подбираю, жемчуг еще теплый, хранит тепло ее тела. Осторожно сжимаю в кулаке и прижимаю к губам, чтобы поймать ускользающее тепло. Как же так? За что ее, мою ненаглядную? Не успел ей открыться, сказать, чем душа мается. Хочется задрать башку и взвыть от горя.

Но это позже. Сейчас голыми руками хочу рвать того, кто посмел на нее руку поднять. Кому перешла дорогу настолько, что до убийства да княжьем пиру не