Ранчо страстных признаний - Лайла Сэйдж

– Дело не в том, что тебе тяжело, – сказала я. – Дело в том, что ты сразу решила: раз это я, значит, ничего серьезного не может быть, значит, это дешевая подделка, а не отношения.

Это задевало, и мне не нравилось, что Эмми уже, похоже, все для себя решила.

– Я просто… – начала она и замолчала. – Я имею в виду: Густ миллион раз говорил, что ему хорошо одному. А ты… – еще пауза, вздох. – Я так люблю тебя, Тедди. Ты никогда не относилась к отношениям серьезно. Я вообще не уверена, что у тебя когда-либо был нормальный роман. И не уверена, что мой брат – лучший кандидат для первого раза.

– Ты хоть слышишь себя сейчас? – спросила я.

Сказать больше было нечего. Я и не думала, чем все обернется. Я хотела сначала разобраться сама, поговорить с Густом, а не выкладывать все вот так. Но разговор шел совсем не туда, и мне это не нравилось.

– А как, ты думала, я отреагирую, Тедди?

– Честно? – я посмотрела ей в глаза. – Думала, ты порадуешься за меня. Так же, как я радовалась за тебя все эти годы. Я не ожидала вечеринки в мою честь, но, черт возьми, Эм, я действительно думала, что ты поддержишь меня так же, как я поддерживала тебя, когда ты влюбилась в лучшего друга своего брата.

В своих словах я становилась все увереннее. И злее.

– Но, видимо, это просто еще один пример того, как изменилась наша дружба.

– О чем ты вообще?

Я глубоко вдохнула. Если не сказать сейчас, то когда?

– В последнее время мне было тяжело, – сказала я, и Эмми чуть склонила голову, глядя на меня так, будто уже знала, что я скажу. – И дело не только в работе, швейной машинке или чем-то таком. Я чувствовала себя замороженной. Грустной. И мне было тяжело смириться с тем, что наша дружба изменилась.

– Нет, не изменилась.

Эмми тоже начала защищаться. Я видела это по ее напряженным плечам и прищуренным глазам.

– Изменилась, – твердо сказала я. – Это не обязательно плохо. Люди взрослеют, идут разными путями – физически или эмоционально. Мы с тобой сейчас в разных точках жизни, Эмми. Для тебя это не так очевидно, но ты больше не нуждаешься во мне так, как раньше. Ты выходишь замуж. Брукс – человек, с которым ты чувствуешь себя в безопасности, с которым ты строишь свою жизнь. А у меня такого человека нет. У меня есть только ты. А у тебя есть кто-то еще. И это действительно больно, – продолжала я. – Больно чувствовать, что не нужна лучшей подруге, больно чувствовать, что я не могу поговорить с тобой об этом, потому что не хочу, чтобы ты считала себя виноватой за то, что строишь жизнь с человеком, которого любишь. И знаешь, что самое обидное? Может быть, у меня появился шанс. Шанс на человека, который понимает меня. Который хочет меня. А ты, вместо того чтобы меня поддержать, пытаешься убедить, что это неправильно.

– Я не пытаюсь… – возразила Эмми.

– Разве? – Я склонила голову набок. – Тогда что именно ты пытаешься сказать?

– Я говорю, что трудно представить, что будет с вами дальше. Пройдет лето. Кэм вернется домой. Ты уедешь к себе. А Густ останется. И тебе придется без него разбираться в своей жизни. И когда это случится, я все еще буду его младшей сестрой. И твоей лучшей подругой. И я не хочу, чтобы эти связи пострадали. И потом… у Густа слишком много обязанностей…

Не думаю, что Эмми хотела меня задеть. Густу обычно такое дается куда проще, но на этот раз слова попали точно в цель. И ударили очень больно.

Я не из тех, кого легко ранить словами. Кожа у меня толстая. Но слышать от лучшей подруги, что я проблема… Будто кто-то вонзил мне нож в грудь.

В гараже повисла тишина. Мы изучали друг друга. Эмми стояла на своем, но я не ожидала от нее ничего иного. Она была чертовски сильной.

Впрочем, и я тоже.

– Ты когда-нибудь задумывалась, – мягко сказала я, – что, возможно, Густ говорит, что не хочет отношений, потому что боится этого захотеть? Потому что считает, что должен сосредоточиться на заботе о вас всех? И боится дать себе слабину?

Я не пыталась задеть свою лучшую подругу. Я просто говорила правду.

– А что касается меня… – Мой голос звучал мягко, однако в нем больше не было той нежности, что раньше. Потому что это больше не касалось только меня и Густа. Это касалось меня и Эмми. Касалось того, что она обо мне думала. Того, что обо мне думали все остальные. – Может быть, я никогда не воспринимала отношения всерьез, потому что никто не воспринимал всерьез меня. А твой брат воспринимает. Мы оба привыкли заботиться о других – о наших семьях, о друзьях. О тебе. И может быть, именно поэтому мы знаем, как заботиться друг о друге. Именно поэтому мы нужны друг другу. Именно поэтому все это имеет смысл.

Я посмотрела ей прямо в глаза.

– И мне больно, что ты этого не видишь. Больно, что тебя больше волнует, как это отразится на тебе, чем то, насколько это важно для меня.

Я подняла голову к безоблачному голубому небу и сделала глубокий вдох.

– Потому что это действительно важно. Это лучшее, что со мной случалось в жизни. И я думала, что ты это увидишь. Думала, ты поймешь меня.

Я заметила, как лицо Эмми изменилось, я видела сожаление в ее глазах.

– Тед… – начала она.

Но я подняла руку, испачканную краской, и остановила ее.

– Нет, – твердо сказала я. – Ты сказала все, что хотела. Я тоже. Я в порядке. Все будет нормально. Мне просто нужно немного времени. Хорошо?

– Хорошо, – тихо ответила Эмми. И моя лучшая подруга нехотя развернулась и ушла.

А я вернулась к своей картине на стене гаража.

34. Густ

Наступил день икс. Брукс наконец-то установил в «Сапоге дьявола» своего дурацкого механического быка, и сегодня был первый вечер, когда на нем можно было прокатиться. И первый вечер за долгое время, когда я вышел из дома не ради ребенка. Райли ночевала у деда. Они устроили палаточный лагерь в небольшом лесочке за домом, и Райли была в полном восторге.

Я даже немного повозился с выбором одежды – надел белую рубашку поло, которую мне подарила Эмми, и тщательно побрился. Обычно я просто накидывал первое, что попадалось под руку, все вещи