Волчья ягода - Екатерина Началова

отраву от тебя могу пить, все проглочу. Травки твои мне нравятся. Вот и характер оказался не такой дерьмовый, даже и жить можно, и радость есть... Что тут понятного? Я все искал, что ты где-то притворяешься. Не нашел. Откуда мне знать, почему так? Нет никакого расчета, селянка. Ни с твоей стороны, ни с моей.

Голос Волка смягчился, пальцы вплелись в мои волосы. Не выдержав, я ткнулась лицом в его живот, прижимаясь пылающим лбом к холодной пряжке ремня.

— Мне нравится твой характер... — единственное, что смогла вымолвить.

— Мы с тобой жили несколько дней как семья, — теперь Волк говорил самые лучшие в мире слова. — Вечером на крыльце, помнишь? Ты сидела рядом, шила, слушала меня и светилась — тогда я точно понял, что так жить согласен. Такую семью — хочу. Не собираюсь я никого больше искать и ничего не хочу рассчитывать. Вот ты. Я — нашел.

«Семью».

Я с новой силой ощутила свою неполноценность. Спрятавшаяся было боль, водоворотом безжалостно скрутила сердце узлом. «Вот сейчас. Сейчас умру», — поняла. Таор наклонился надо мной, понизив голос до бархата.

— Пойдем со мной, Аса. Что тебе тут делать?

— Лечить... — прошептала.

— За людей боишься? Найду я им травницу. Притащу. Из-под земли выкопаю.

— Таор... Я же никогда не смогу родить тебе детей, — всхлипнула, напоминая ему главное.

Первый раз я сказала «бездетна» легко. А теперь произнести это вслух оказалось сложно, как вынести самой себе приговор, после которого такое близкое счастье опять исчезнет, превратится в дым, в ничто, утонет в пустоте и тьме...

— Да плевать! — мгновенно обрубил Таор так резко, что я замерла, пытаясь понять, почудилось мне или нет. Поняв это, он повторил. — Мне вообще все равно, поняла? Не мечтаю я об этих ноющих и орущих сосунках. Всю жизнь держался от них подальше. Есть ты и я — мне достаточно.

Потрясенно приподнявшись, я вскинула на Волка мокрые глаза. Всмотрелась в лицо в темноте — немного суровое, немного ласковое, немного печальное. И не нашла следов лжи.

— Но...

Я хотела еще раз повторить, что я всего лишь человек, что он потом встретит Волчицу и захочет детей, или просто однажды передумает, что это не может длиться вечно, что он не ведает, что творит, все хотят детей...

— Ты согласна стать моей семьей? — прямо по-волчьи спросил Таор.

Дом замер, слушая нас. Вопросом перебило все мои мысли. Обрушившийся было мой мир, начал собираться заново, оставляя боль и тревогу беспомощно тонуть во внезапной лавине счастья.

— Да... — пролепетала, все еще не веря. — А ты — моей?

«Он ведь не может гарантировать. Он ведь великородный. Он ведь...»

— Да.

В следующую секунду я обнаружила на своих губах его губы и провалилась в поцелуй — долгий, нежный. «Он меня принял», — вдруг осознала я. Принял, не пытаясь переделать или подогнать под себя. Принял как есть, как принимал только лес.

Глава 34. Лютая травница

Взбитая пыль у дома Таора столбом уходила в безмятежное синее небо. Через несколько дней «лечения» трава на лужайке перед избой перестала существовать: не все пациенты легко сдавались настою. Дрей откровенно зевнул, вполглаза наблюдая, как Таор ловит выкручивающегося Арея. Зрелище стало уже привычным, как покачивающиеся от ветра вечные сосны. Опытный охотник, ратующий за симметрию, совладать с собой не мог, уворачиваясь от маленькой кружки с настоем с тем же энтузиазмом, с каким удирают от топора летящего в лобную кость. Несколько минут возни на земле, и Таор взял верх. Разгоряченный, он торжествующе заломал Арею за спину одну руку на болевой, однозначно приказал:

— Пей, упырь. Или хрустну.

Подавив очередной зевок, Дрей шагнул к ним, поднося к губам выгнутого луком Арея бутылку с малиновой жидкостью. Таор взялся за горло, Дрей — за пасть, и вместе они влили в пациента щедрые пол бутылки. Малиновые струйки текли по лицу и шее Волка, пока тот громко, с усилием глотал.

— Глотай все, скотина, — ласково произнес Таор, продолжая нежно держать больного. — Иначе будешь несимметрично одноруким.

Сам Дрей тоже еще пил настой. Былой чуткий нюх полностью не вернулся, но ему было уже лучше, даже ногти вернули прежний розовый цвет. Многие в Стае чувствовали улучшение и понимали, что рецепт с волчьей ягодой действует. Об этом уже объявили официально. Волчата ходили по лесу, разыскивая корни; эускариот стал популярнее пырея. Теперь настой готовил не один Таор, а практически каждая семья. Но те, кто нуждался в крепкой руке, до сих пор ходили к лютому. Все знали: Таор, от рождения щедро наделенный Силой, заломает любую сложную натуру.

— На драную ласточку ты похож, — заметил Дрей Арею. Вытеревшись, тот кашлянул, кивком поблагодарил за помощь, и медленно удалился, не в силах говорить. Дрей знал, что Арей припомнит ему «драную ласточку», он был не прочь еще пообщаться на тему симметрии.

— До вечера, — многообещающе произнес встрепанный Таор, неспешно вытирая мокрые от настоя руки о видавшие виды рубаху. Он не оборачивался, прекрасно зная, слыша и чуя, кто к нему направляется.

— Как там она? — прозвучал, обращенный к Таору голос Тирома. В лице полусонного Дрея мелькнул интерес, Таор едва сузил глаза.

«Она».

Вопрос заставил обернуться. Тиром стоял перед ним засунув руки в карманы с таким видом, будто проходил мимо и вопрос сорвался с его губ случайно.

Вытерев со лба пот, Таор выпрямился, неторопливо оглядывая недавнего соперника. Тиром с семьей приходили к нему за лечением первые несколько дней, затем стали готовить настой сами. Прекрасно помнив, что Тиром помог им скрыться от обезумевшей шайки, Таор все же не мог не задавать себе вопрос: «Какого корня ему надо?»

И вот опять проявился, не сотрешь.

— В порядке, — без деталей обронил, отряхивая штаны. — Нос как?

— Ее на тебе чую, — в ответе звучал вызов.

— Тогда какого лешего спрашиваешь? — рявкнул Таор, чуя, что Тиром напрашивается. — Заруби уже на этом же носу, Аса — моя женщина. Она ею остается.

Еще не остыв от драки, Таор начал вскипать очень быстро.

— Надолго? — Тиром смотрел на него испытующе и нагло. — А то может перехвачу, если наелся?

Это уже был вызов, спускать который Таор не собирался.

Подойдя вплотную к нему, нос к носу, он прорычал:

— Перехватывать ее буду только я. Тебе жребий выпал перехватить под зад от меня. Мой кулак на вкус забыл, сосунок? Даже не думай, — глаза Таора загорелись нешуточной угрозой. — Аса — моя. И со мной останется. Здесь. Почую хоть дух твой около дома, да даже если ветерком повеет...

Кивнув, Тиром зло улыбнулся. Он услышал то, что хотел.

— Начинай привыкать, я буду приходить часто. Аса из наших. Сестра моя, — без предисловий отрывисто произнес, не дав Таору договорить. — Бессильная.

Ярость Таора захлебнулась в зачатке. Резко вдохнув, он поперхнулся.

— Что ты несёшь, сосунок? — сдавленно кашляя, оглядел лицо Тирома, заодно выискивая признаки безумия.

— Чего? — подал голос и Дрей, лицо которого резко и неестественно вытянулось. Он вскочил, подходя ближе.

— Близнецы мы. Она бессильной родилась, ее в лес унесли, там травница та нашла. Мне мать рассказала недавно, я не знал, когда ее хватал... Тянуло... Теперь понял, почему. Дошло, Таор? Волчица она. Без Силы, без голоса, но наша. Значит, и по нашим законам все.

Щелкнув языком, Тиром, скривившись, посмотрел в сторону. Высокородный Волк отступил, во все глаза потрясенно глядя на Тирома. Он вдруг заметил в его лице знакомые черты, похожие микродвижения глаз, рта, бровей. Неуловимое как ветер, однозначное сходство. Во рту пересохло, бросило в жар. Лоб покрылся мелкой испариной, кадык на шее дернулся.

«Волчица?»

— Отец не знает. Мать не хочет ей говорить, боится больно сделать, — Тиром бросал слова хмуро. — Говорит, пусть живет как жила. Не хочет, чтобы сестра знала, что свои бросили, отказались. Я не согласен. Я — не отказывался и не отказываюсь. Она должна знать, ты — тоже, раз присмотрелся. По праву брата говорю, лютый. Или бери ее руку или оставь в покое. Какое твое слово?

— Да как же... — начал и осекся Дрей. — Она же... Но ведь... Да брешешь?!

На несколько секунд Таор оглох. Для него смолкли все