Летний сад - Полина Саймонс

– Вик, что им нужно?

– Я не знаю! Позвони Сэму, он горит желанием объяснить тебе. Знаешь, что Сэм мне сказал, когда я ему объявила, что хочу поменять номер телефона? Он сказал, что меня могут арестовать за заговор, потому что это может означать, что я тебя покрываю!

– Заговор в чем? – чуть слышно спросила Татьяна.

– Я не могу поверить, что Александр такое допускает!

Татьяна надолго умолкла.

– О боже мой, – медленно произнесла Викки. – Так он не знает?

Татьяна молчала. Выбор у нее был невелик. Что, если телефон Викки прослушивают? Они узнают, где она находится, в каком штате, в какой долине. Не в силах продолжать разговор, она просто повесила трубку.

Потом она позвонила Джину и сказала, что плохо себя чувствует. Джин заговорил о деньгах и потребовал, чтобы Татьяна все равно пришла. Они повздорили. Татьяна заявила:

– Я увольняюсь, – и снова повесила трубку.

Она и сама не верила, что просто взяла и уволилась. Как же ей сказать об этом Александру?

Они с Энтони сели в автобус до Сан-Франциско, откуда, как ей казалось, можно позвонить, не выдавая места нахождения, – но, как только она услышала звон трамваев, она поняла, что эти звуки будут слышны и понятны даже тем, кто находится в округе Колумбия. Татьяна пошла в сырой холодный парк на берегу залива, где не было рельсов и звона, только крики чаек, и из таксофона позже утром позвонила Сэму, который все еще был дома.

– Сэм…

– Кто это?

– Это я, Сэм…

– Боже мой… Таня!

– Сэм…

– О БОЖЕ. МОЙ!

– Сэм…

– О боже мой!

– Сэм…

– Семнадцать месяцев, Таня! Ты понимаешь, что натворила? Ты можешь лишить меня работы! Ты можешь лишить своего мужа свободы!

– СЭМ…

– Я говорил вам обоим, когда он только что вернулся, – необходим полный отчет! Так просто! Расскажите нам о вашей жизни, капитан Баррингтон! Своими словами. Пара часов беседы с мелким чиновником, так просто, так легко! Мы поставим штамп, что его дело закрыто, мы предложим ему образование, дешевую ссуду, работу…

– Сэм…

– А вместо того? В такое невероятно напряженное время – ты что, газет не читаешь? – его дело, его открытое дело перешло с моего стола выше, добралось до министра иностранных дел, потом до министра обороны, потом до юридического департамента… Он получил особый статус! Сам Эдгар Гувер его ищет! А, это тот Александр Баррингтон, который был майором в Красной армии и чей отец был коммунистом… Кто его впустил в страну? Ты не можешь быть офицером Красной армии без того, чтобы быть советским гражданином и членом Коммунистической партии. Кто это одобрил? А тем временем Интерпол ищет Александра Белова… Они утверждают, что он убил шестьдесят восемь человек, пытаясь сбежать из военной тюрьмы. И даже Комитет по антиамериканской деятельности им интересуется! Они хотят знать, он их или наш? Кому он предан – сейчас, тогда, вообще? Есть ли какой-то риск? Кто он, этот человек? И никто не может его найти, чтобы задать самые простые вопросы! Почему?

– Сэм…

– Ох, что ты натворила, Татьяна! Что ты…

Она повесила трубку и села на землю. Она не знала, что делать. Остаток утра она так и сидела на влажной от росы траве в тумане залива Сан-Франциско, пока Энтони заводил друзей и качался на качелях.

Что делать?

Только Александр мог бы вывести ее из этого болота, но он ведь не стал бы убегать от чего бы то ни было. Он был не на ее стороне.

И в то же время он был единственным, кто стоял на ее стороне.

Татьяна видела в памяти, как она открывает окна на острове Эллис, в то первое утро, когда они туда приплыли, после той ночи, когда родился ее сын. С тех пор она никогда не ощущала себя такой брошенной и одинокой.

Взяв с Энтони торжественную клятву не говорить его отцу, где они были, Татьяна провела два часа, изучая карту Калифорнии, почти как если бы то была карта Швеции или Финляндии, которую внимательно изучал советский солдат Александр Белов, мечтая о побеге.

Татьяна старалась заставить себя не дрожать. Это было труднее всего. Она чувствовала себя слишком больной.

Первым, что сказал Александр, перешагнув порог, было:

– Что с тобой случилось? Джин сказал, ты уволилась.

Она сумела изобразить фальшивую улыбку:

– А, привет. Проголодался? Наверняка. Переодевайся и давай поедим.

Она схватила Энтони.

– Таня! Ты уволилась?

– Я тебе объясню за ужином. – Она уже надевала вязаный жакет.

– Что? Кто-то тебя обидел? Что-то сказал такое? – Кулаки Александра сжались.

– Нет-нет, тише, ничего подобного.

Она просто не знала, как будет все объяснять. Когда с ними был Энтони, вообще невозможно было серьезно говорить о серьезных вещах. Ее работа требовала быстроты и внимания. И потому лишь за ужином и вином в их общей комнате, за столом в углу, когда Энтони раскрашивал свою книжку, она сказала:

– Шура, я действительно уволилась. И мне бы хотелось, чтобы ты тоже уволился.

Он молча всмотрелся в нее. Нахмурил лоб.

– Ты слишком тяжело работаешь.

– С каких это пор?

– Посмотри на себя. Весь день в темном подвале, в этих погребах… Чего ради?

– Не понимаю вопроса. Я должен где-то работать. Нам ведь нужно есть.

Прикусив губу, Татьяна покачала головой:

– У нас пока что есть деньги… Осталось кое-что из денег твоей матери, и в Кокосовой Роще ты заработал для нас тысячи, кокетничая с дамами на катере.

– Мамуля, что такое «кокетничать»? – тут же спросил Энтони, отрываясь от раскраски.

– Да, мамуля, что такое «кокетничать»? – с улыбкой произнес Александр.

– Моя идея в том, – сказала Татьяна, делая непроницаемое лицо, – что нет необходимости тебе надрывать спину, как будто ты в советском трудовом лагере.

– Да, а как насчет твоей мечты о винодельне в долине? Ты думаешь, там не придется надрывать спину?

– Да… – Она умолкла.

Что сказать? Ведь всего неделю назад они говорили об этом.

– Наверное, это слишком быстро для мечты. – Она уставилась в свою тарелку.

– Мне казалось, ты хотела осесть здесь? – недоуменно сказал Александр.

– Ну, получается, что это не совсем то. – Татьяна откашлялась, протянула ему руку. Он сжал ее. – Тебя нет по двенадцать часов в день, а когда ты возвращаешься, ты измучен. А мне хочется, чтобы ты играл с Энтони.

– Я с ним играю.

Татьяна понизила голос:

– Мне хочется, чтобы ты и со мной тоже играл.

– Детка, если я буду играть с тобой больше, мой меч сломается.

– Какой меч, папа?

– Энтони, тсс! Александр, тихо! Я не хочу, чтобы ты засыпал в